Объект «Фенрир» - Максим Анатольевич Макаренков

– Белов, Авдеенко, прекращайте засорять эфир, – вклинивается третий голос, чуть раздраженный. Но раздражение, скорее, от напряжения, Михеев хорошо знает это состояние.

В поле зрения появляется компактная толстенькая тушка «Бегемота», из бока которого вырастает хоботок захвата. Авдеенко оборачивается, камера мажет по прозрачному боку транспортника так, что внизу мерещится непонятное движение. В тесном нутре «Бегемота» никто этого не видит. Темнота, неразборчивые шумы, приглушенный свет. Кто-то в сине-белом «Снегире» машет Авдеенко.

Банев начинает проматывать, ищет нужный фрагмент. Стас с Кейко пользуются минутой, чтобы попить. А Михеев чувствует все большую опустошенность. Перед глазами серые мертвые коленки и запах залитых дождем джунглей.

Михеев. Дурные сны

– Операции даю кодовое название «Объект “Фенрир“», – Михеев говорил коротко и сухо.

– Почему «Фенрир»-то? – хмыкнул Йонге.

Михеев не стал отвечать, времени было очень мало – Йонге был слишком заметной фигурой, не надо, чтобы их сейчас видели вместе. Только потом, уже расставшись с Йонге, он подумал: «А почему, действительно, Фенрир?» Он привык доверять своему подсознанию, слишком хорошо его учили: ничто не происходит просто так, если какое-то слово пришло тебе в голову, осознай его значение, размотай цепочку ассоциаций, возможно, найдешь что-то интересное.

Почему не Уроборос? Змей, пожирающий самое себя? Нет, не то. Этот – жадный и в то же время терпеливый, готовый ждать с разинутой пастью столько, сколько нужно. Ненасытный. Пожирающий все и вся, гибнущий, но возрождающийся вместе с миром. Один из творцов непрерывной гибели мира.

Волк. Не змей – волк. Почему-то этот образ стоял у него перед глазами, когда он смотрел на почерневший в пламени пожара дом Йонге. Маленький такой, очень милый домик, в котором Йонге любил прятаться от всех и в одиночестве читать старые детективные романы, до которых был великий охотник.

* * *

Корабль успели обжить, превратить в город. Видимо, группа, в составе которой прибыл Авдеенко со своим невидимым напарником, была последней, поскольку кто-то в «Снегире» с яркими красными полосами на рукавах отправил его обследовать средние уровни, нижние уже взяли на себя разбившиеся на двойки отряды Строцкого и Ярайнена.

Корабль-город уходил ввысь титаническими ярусами террас и балконов, нависающих над овальной площадкой размером с центральную площадь крупного средневекового города Старой Земли. В узких закруглениях овалов Авдеенко увидел украшенные вычурной не то резьбой, не то литьем ворота, тоже гигантские. Отсюда было не рассмотреть, а приближать он не стал. Они были оплетены черно-сизыми – лианами? Кабелями? Словом, что-то явно не предусмотренное первоначальной конструкцией оплетало, словно запечатывало, ворота и уползало в чрево корабля.

Только теперь Михеев обратил внимание на то, что Авдеенко, наверное, заметил сразу – тянущиеся повсюду прозрачные, черные, сизые и неимоверно пыльные нити, лианы, кабели, провода – да как их еще назвать? Все они уходили в разных направлениях, сливались в тоскливом хаосе, но за всем этим проступал нечеловеческий тягостный порядок.

Михеев заметил краем глаза, что Кейко зябко передернула плечами. «Да, девочка, ты действительно хорошо чувствуешь, даже по картинке уловила неправильность того, что происходило на корабле».

Авдеенко тем временем неторопливо поднимался вдоль ярусов. Видимо, встал на пластину левитатора и решил сэкономить время, сразу поднявшись к своему уровню по сквозному «колодцу» корабля. Михееву даже через экран передавалась давящая атмосфера корабля, и, видимо, Авдеенко тоже ее почувствовал, поскольку спросил в неправильно молчащий эфир:

– Что там у вас? – не уточняя у кого – у вас. И кто-то ему ответил:

– Мячи запустили. Летают. Регистрируют.

Разведчиков словно прорвало, в эфир пошли короткие, сдержанные, но полные тревоги реплики:

– На моем ярусе обнаружил три скопления. Люди. Залиты какой-то субстанцией, которая превращается в нити или подобие проводов-лиан, они тянутся куда-то по потолку, крепление непонятно.

– На моем ярусе пять скоплений. Это только вокруг колодца, послал мячи в коридоры. Двигаюсь с максимальной осторожностью.

Михеев понял, что стискивает бокал и осторожно поставил его на стол. Он знал, что увидит Авдеенко, понимал, что и зачем показывает им Банев, но все равно едва сдержался, когда пучок лиан-проводов мигнул недобрым желтым светом, а темная масса в углу холла вздрогнула, шевельнулась, и от этого движения в воздух поднялось облачко серой пыли.

* * *

Банев остановил проектор.

– Эвакуация была стремительной, но очень четко организованной, потерь не было, никто не пострадал. Остальное я передам вам лишь на словах, поскольку никакого официального подтверждения произошедшего в информаториях нет. Почему так – отдельная тема. Я беседовал с начальником экспедиции, доктором Тадеушем Залесским. Разговор получился долгим и трудным, он не очень любит вспоминать эту экспедицию, и я его понимаю.

Банев коротко и сухо рассказал, что случилось после. С командой Залесскому действительно повезло, а команде – с Залесским. Поэтому хорошо сработавшиеся звенья, страхуя друг друга, а то и прикрывая огнем из «василисков», добрались до транспортных модулей и отбыли на корабль. А Залесский смотрел на экраны и кусал губу, видя, как наливаются недобрым светом пучки проводов-лиан, как быстро и грамотно отступают группы, как слетает пыль с темных нагромождений и делается текучим, превращается обратно в гель то, что покрывало эти нагромождения, и на лужицах геля формируются какие-то округлые образования, из них вырастают тонкие, едва видимые усики, удлиняются и тянутся к людям. К его, Залесского, людям!

Наверное, их спасла эта замедленная реакция геля. Двигайся он чуть быстрей, и кто-то точно вляпался бы. И что было бы тогда… Он, Залесский, даже думать о том не хотел. Больше всего его беспокоила группа Виноградова – они не были десантниками, а были специалистами по эпохе Первого Исхода, технологиям и психологии того времени. Десантников-разведчиков было с ними всего трое, как раз для обеспечения эвакуации на случай «а вдруг». И конечно же, именно они двинулись прямиком к центру корабля, сразу выйдя на то, что сам Виноградов назвал магистральным кабелем.

Всего их было шестеро. Они шли, посматривая на потолок, по которому тянулся кабель, заглядывали в каюты, вернее, уже квартиры, давно обжитые, кое-где соединенные в целые анфилады, откуда выходили пыльные лианы, вливавшиеся в центральный кабель. И везде было одно и то же. Темные пыльные массы из тел, залитых прозрачным гелем, каждый в своем коконе, иссохшие мумии, навечно застывшие в неестественных, нечеловеческих позах. Попадались и одиночки. Они сидели на ступенях переходов, на кроватях с истлевшими одеялами, просто на полу, запрокинув головы, распахнув черные провалы ртов, навечно запечатанные в прозрачные коконы, которые соединялись между собой пластинками натеков.

За эту группу пан