Объект «Фенрир» - Максим Анатольевич Макаренков

первый этап неизвестные успешно провернули, а сейчас готовятся к следующему. Чертовски мрачной и опасной была эта операция, даже будь у ее организаторов самые светлые цели. «Твою ж мать», – молча выдохнул Михеев и сбился, забыв, о чем говорил. Не веря самому себе, перевел взгляд на Банева. Неужели он думает о том же, что и я?

– Старшие, вы действительно считаете, что Попова могут убить? – В наступившей мертвой тишине срывающийся голос Кейко показался очень громким.

Михеев на мгновение смешался. Что ей ответить? Что он сам именно так и поступил в том, старом мире? И был готов к тому, что и с ним могут поступить так же, потому и выжил? Перед глазами поплыла лента шоссе – пустого, еще темного, солнце даже не встало, рассвет едва обозначился светлой полоской на горизонте. На обочине стоит электрокар бизнес-класса, и он, Михеев, тщательно протирает в салоне все поверхности, которых мог случайно коснуться, а в багажнике лежит труп хозяина машины, который дружелюбно болтал с Михеевым, а потом достал пистолет и хотел выстрелить тому в голову. Михеев ждал этого – слишком уж любезен был собеседник, слишком конфиденциальную и неприятную работу выполнил Михеев для его начальства. И, не дожидаясь, когда водитель полностью распрямит руку, он коротким движением ткнул его под нижнюю челюсть сложенными клювом пальцами. Человек хрюкнул и закатил глаза. Михеев аккуратно перехватил руль и вырулил на обочину. Как им объяснить все это?

– Понимаешь ли, Кейко, мы со старшим Михеевым застали еще тот, старый мир, который очень сильно отличается от этого, в котором мы теперь живем. И весь наш опыт оттуда, из того мира. Мы просто не можем не рассматривать даже такие, откровенно мерзкие варианты, – неожиданно мягко ответил Банев.

Стас смотрел на старших очень спокойно и внимательно, но было в его взгляде что-то, что заставило Михеева опустить глаза, а Кейко отсесть подальше на диване.

«Вот вам и первый урок, – думал Михеев. – В мире есть то, чего, кажется, быть не может». Скорее всего, он перестраховывается, и ничего подобного с Поповым не случится. Но он выпустил эту гаденькую мысль в реальность, и теперь она навсегда застрянет в душах Кейко и Стаса, которые не могли ослушаться старших и пришли к ним на помощь. Честные и открытые. Верящие в то, что мир вокруг них такой же.

Старшие в ответ отравили их души. И отравят еще не раз. И ни на минуту не усомнятся в своем решении, ведь на кону – целый мир. Тот, ради которого они творили вещи, что и в голову не придут нормальному человеку. Оправдывая это тем, что в новом мире такого не будет никогда.

Но не он ли снова притащил в этот мир то, от чего хотел его избавить? Боги и звезды, будет ли этот яд целительным?

Глава 5. И погас свет

Отчего-то Михеев думал, что консенсус-реал «Меконга» будет выдержан в азиатском стиле, и готовился сесть, скрестив ноги, на циновке, вдыхать резкие тревожные запахи великой реки, слушать тихое шуршание рисовой бумаги. Сам корабль, наверное, предстанет в виде пожилого вьетнамца в просторной серой пижаме и обязательной конусовидной шляпе, с крохотной чашечкой зеленого чая в руках.

А тут в камине тихо потрескивали сосновые поленья, а за панорамным окном бревенчатого дома падали огромные хлопья голубоватого снега. На дальней от окна стене медитативно колыхались отсветы северного сияния, настолько яркие и необычные, что Михеев не выдержал – подошел к прозрачной стене, засмотрелся. В ночном небе плыли две луны: одна бело-серебристая, вторая насыщенно-голубая. Вдаль уходила бескрайняя снежная равнина, которую окаймляла уходящая в обе стороны стена черного леса, а на самом горизонте взмывали в небо гигантские лезвия горных пиков.

Михеев осмотрелся. Он первым из экипажа подключился к консенсус-реалу, но рассчитывал, что «Меконг» уже будет здесь.

Скрипнула дверь, в комнату вошел, потирая руки, рослый широкоплечий человек в свитере с высоким воротом, свободных брюках и тяжелых ботинках, какие любят носить туристы и горноспасатели. Был он светловолос, бородат и сероглаз. В глазах прятались смешинки. Протянув руку, он сказал:

– Решил дать вам время полюбоваться видом. Это Вальхалла – одна из моих любимых планет. Рядом с ней я появился, в системе Вальхаллы меня учили летать.

– Интересно, почему же тогда «Меконг»? – протянул руку в ответ Михеев.

– В знак уважения конструктору Минь Хо. Ему было приятно, а я не возражал. Еще мне нравится смотреть, как удивляются пилоты и пассажиры, впервые попадающие ко мне… А вот и остальные члены экипажа, – «Меконг» обернулся к скрипнувшей двери.

Кейко непривычно широко улыбнулась светловолосому викингу, и Михеев подумал, что это хороший знак. Стас же оценил габариты аватара и, тихонько хмыкнув, протянул руку. Когда все расселись в удобные кресла вокруг низенького журнального столика, Михеев поднялся и, сунув руки в карманы, качнулся с носка на пятку. Он думал, с чего начать. Испытывал давно забытый, как ему казалось, вытравленный, охотничий азарт, предвкушение схватки.

Проклятье, чертовы предки не зря говорили, что единственная стоящая охота – это охота на человека. Ему не впервой переступать через принципы, да и были ли они когда-нибудь?

Михеев. Дурные сны

Беллингартен врал. Он знал, что Михеев это знает. И Михеев знал, что Беллингартен это знает. И врал в ответ. Он нравился Михееву. Это чистая правда.

Беллингартен существовал в том же мире, что и Михеев. Мире полутонов, приглушенного освещения, мягких теней и тканей, удобных костюмов и тихого позвякивания льда в бокалах. Мире, где нет черного и белого, абсолютного добра и абсолютного непримиримого зла. Здесь действовали совершенно иные законы.

Михеев слушал Беллингартена и считывал то, что он говорил на самом деле. Тщательно прятал правду в неотличимой от истины лжи, конструировал фразы так, чтобы собеседник понял истинный смысл ответа, но никак не мог это использовать против нанимателя Михеева. Каждый из них хорошо делал свою работу, которая состояла в том, чтобы донести до другой стороны действительные условия и пожелания нанимателей. Донести так, чтобы те, кто мог услышать разговор, не смогли бы использовать слова в своих интересах. А такие люди, конечно же, всегда находятся. И единственный способ страховки – врать друг другу, тщательно пряча правду в нагромождении очень красивой и очень правдоподобной лжи.

Именно поэтому Михееву удалось тогда ввернуть несколько фраз, которые Беллингартен посчитал прикрытием, оберткой и обронил в ответ несколько таких же незначащих замечаний, среди которых было и название заштатного агентства недвижимости.