Источник - Дмитрий Александрович Билик

принялись медленно обходить противника, но сердце Илии, точно предчувствуя скорую беду, забилось как оглашенное. Хотелось, как маленький мальчик, накрыться теплым тяжелым одеялом в слабой надежде, что кошмар закончится.

Песчаник меж тем коснулся стылой земли, и та стала превращаться в зыбь. Илия надеялся, что стоит рубежнику дорасти до кощея, его способность улучшится. Хист у парня был интересный, рубцы приходили когда рубежник длительное время находился среди песчаных дюн.

Да только словно в насмешку над этим, парень жуть как боялся открытых пространств — иначе воевода давно бы отправил его в ту же Сахару. Стыдно сказать, Илия сам перепробовал все, включая угрозы, а помог только чужанский фокусник. Ну, это воевода его так величал, именовался он не иначе как «психотерапевт» — вроде как знахарь для психов. Правда, шутки шутками, а все сдвинулось с мертвой точки. Илия уж не знал, чего они там делали, но вот уже Песчаник стал выбираться вместе с дружиной на обходы границы. Того и гляди, станет одним из самых сильных бойцов.

Уже вся проплешина пожухлой травы и потемневших, словно даже от времени, листьев точно поплыла под ногами Царя царей. Заколыхалась, заходила мелкими волнами. Илия знал, стоит ступить в эту зыбь, и все — после уже не выберешься, как бы ни старался. И с каждым движением начнешь увязать все крепче.

Вот только противник и не думал пытаться выбраться из ловушки. Более того, он даже не шевельнулся, разве что воздух перед лицом Лжетрепова исказился от странной формы заклинания. По крайней мере, Илия никогда не видывал ничего подобного прежде.

И Песчаник упал на землю, схватившись за горло и извиваясь подобно червю. Воевода не знал, как помочь дружиннику, и главное — не понимал, что происходит с рубежником. А следом один за одним рухнули остальные. Упали так скоро, точно их срезали острой косой.

Илия видел лишь силу, которая разошлась вокруг Царя царей подобно взрыву. И опалила крылья его «мотылькам». И словно бы даже обошлось без каких-либо видимых повреждений, однако рубежники корчились в предсмертных муках, не в силах сразу отпустить хист.

— Саша! — заревел воевода.

— Сейчас, сейчас, не могу я быстрее! — прокричал в ответ рубежник.

По тону было понятно, что Печатник крайне раздражен и испуган. Собственно, как и все, кому посчастливилось остаться подле воеводы. Они не умирали, как те несчастные, попытавшиеся окружить противника, но казалось, что все это лишь вопрос времени.

Однако наконец толстые невидимые нити, подобно морским канатам, оплели воеводу. Илия удивился задумке Печатника. Он просил защитные печати, а вместо этого получил Цепь. И только с некоторым запозданием воевода понял, что это верное решение. Сквозняк, прозванный так за скорость, с которой противник оказывался на лопатках, то ли из-за невероятного страха, то ли из-за подобной же храбрости, попытался быстро приблизиться к обидчику своих товарищей. И у него вроде бы даже могло получиться. Ветер, который всегда был союзником хиста Сквозняка, подул, а тот, будто оседлав его, помчался к противнику.

И завис в воздухе, натолкнувшись на взгляд Царя царей. А воевода закряхтел, ощутив на себе великую мощь, «заскрипела» невидимая Цепь, которой сейчас были связаны все рубежники.

Илия лишь обнадеживал себя тем, что если так худо ему, каково же приходится бедным ведунам. И стоило оглянуться, как он убедился в этом — Моровой, Лучница, Горбач — все остальные — скрючились, будто их придавило бетонной плитой.

Рубежникам пришлось тяжело, однако все вместе они справились. Смогли дать отпор нежизни. И даже Царь царей это понял.

А сам Илия приободрился. Он и не думал, что с таким противником можно совладать. Жалко, не взял всех дружинников. Сейчас бы пригодились и ивашки, замершие на границе перехода в ведуны. Даже учитывая, что некоторые из них могли не выжить. Нынешняя цель с лихвой оправдывала все возможные жертвы.

Постепенно дружинники стали подниматься — силы равномерно распределялись между ними с помощью печати. И кощей тут действовал на пользу остальным. Правда, сам Илия осознал, что значительно ослабел. Ноги стали ватными, плечи тяжелыми, веки налились свинцом. Чтобы удержать противника в фокусе внимания, приходилось предпринимать немыслимые усилия.

И тогда Он ударил вновь. Подобного Илие прежде не доводилось испытывать. Он дрогнул, опустившись на колено. Остальных же вовсе размазало по земле. Для воеводы обиднее всего было, что и у Царя царей сил уже оставалось не так много. Сюда бы несколько кощеев и, возможно, с этим мерзким созданием удалось бы совладать.

Вот только у противника на сей счет были свои соображения. Он будто очнулся от сильного оцепенения и неторопливо направился к воеводе.

И Илия понял, что находится в своего рода ловушке. Печать сковывала его, заставляла помогать слабым ведунам. На миг у него возникла крамольная мысль — вырваться из-под ее власти. Дружинники умрут, в этом никаких сомнений, а он… уйдет.

И воевода мысленно даже почти согласился на подобное. А после с трудом повернулся к Моровому, который пытался встать, все еще не в силах поднять голову. И почему-то вспомнил, как этот недотепа пришел к нему с одним рубцом. Испуганный, слабый, забитый, только осознавший, кем именно был его отец. Вспомнил худого Сашу Печатника, толстую лучницу, которая, как и каждая рубежница, первую силу вкладывала в красоту. И в груди Илии родилось какое-то странное, доселе незнакомое чувство. Оно походило на злость. И вместе с тем жалило сильнее огня.

— Вставайте! — рявкнул Илия, вкладывая в печать остатки своей силы.

Он даже не думал, что впервые за все время был самым настоящим воеводой. Отцом для своих людей, а не номинальным правителем, которого назначили из Новгорода за былые заслуги.

И ведуны принялись подниматься. Чтобы выдержать еще один удар нежизни. Чтобы стоять до тех пор, пока последний из них не упадет замертво. Вот только Илия не учел самого важного. Нежизнь побеждала всегда хитро, исподтишка, вовлекая тебя в бой, а потом прибегая к коварным уловкам. Так получилось и на этот раз.

Сухая старческая рука сомкнулась не на шее кощея, чтобы задушить, она легла мягкой дланью ему на плечо. И холод, нестерпимый холод пронзил Илию от макушки до пяток. Его затрясло, как припадочного, но самое страшное — он не понимал природы происходящего. А Царь царей, облачившийся в оболочку Трепова, с удовольствием ему объяснил:

— Это сила внутри тебя. Вот только дело в том, что эта сила не твоя. Ты — мой маленький любитель пользоваться частью разрушенной Оси другого мира. Поклонник Осколков, так?

Острая, как