Патриот. Смута. Том 5 - Евгений Колдаев

Я что-то совсем ничего не понимал. У воеводы под боком огромный, сопоставимый с воронежским, или еще больший арсенал, а он его не использовал. Это как?

— А, почему вы это все не используете? — Задал я казавшийся мне невероятно резонным вопрос.

— Так, приказа не было.

Ох… Слов нет, одни эмоции.

— А он, почему сам? Не вскрыл?

— То не знаем. Не велено ему было. Вот и хранит. Головой отвечает.

— То есть он сам людей в бой повел, не вооружив и не снабдив хорошо.

— Ну, так… У кого серебро было, он тому выдал. За монету.

Моя картина мира наткнулась на миропонимание феодального человека. Здесь дело то какое. Я же ратовал за общее дело. А здесь получалось, что раз некоему воеводе доверено имущество, он его и хранит до приказа сверху от сюзерена. По-тихому приторговывает себе в карман. Ему не так важно, насколько хорошо вооружены его бойцы. Это их дело. Дело царя снаряжать войска, если нужда такая. Дело войск — самим себя обеспечивать, раз их на землю посадили. А сотник, воевода — только руководит. Может быть, свою личную сотню он обмундировал по лучшей форме, к себе приблизил, но всех остальных, как выяснилось, держал с тем, что у них было.

Хочешь снаряжение получить, деньги плати. Тогда из складов получишь имущество, чтобы воевать.

Интересно, во время осады Ельца царскими войсками также было. Бойцы на стенах кровь проливают, а куча новеньких аркебуз в подвалах лежит. М-да… Чудно.

— Ясно. Раз город мой. Власть моя. Все это перепишем и всем под запись выдадим, кто в караулах стоит, кто дозоры несет и в первую очередь кто со мной на север пойдет.

— А деньги?

Я не слушал, говорил, что считал нужным.

— Сотни сформируем. Мы так в Воронеже решили. Четкие, ровные, вооруженные по одному образцу. Пешие — стрельцы и пикинеры, конные — тяжелые и с аркебузами по типу рейтар. Это мое слово. В книги внесем все, в зачет жалования пойдет.

— Так это… — Они были прилично удивлены.

— Казну городскую он хоть забрал, воевода ваш?

— Ну да. Это само собой.

Здесь не промахнулся, вывез, что мог в золоте и серебре.

— Ясно.

Появился один из моих бойцов. Произнес:

— Воевода, господарь, Игорь Васильевич, там народ елецкий под стены собирается. Тебя требуют.

— Буду сейчас. — На улице действительно шумно становилось. Обратился к сотникам. — Если мы с вами договорились. То пойдем. А что с Волковым делать, потом решим.

Они закивали, и мы все двинулись к воротам в кремль.

Я взошел на конструкцию, что была над ними, защищенную от выстрелов и прикрывающую вход. Народу к холму пришло не так много, как это было в Воронеже на основном смотре. Все же многих с собой забрал воевода. Мои прикидки подтвердились, почти две трети вооруженного, служилого населения.

Но, здесь в отличие от Воронежа собрались еще и женщины. Видимо, жены тех, кто ушел.

— Здравствуй, народ Елецкий! — Выкрикнул я, смотря на них. — Игорь Васильевич, из Воронежа, воевода!

— Здорова. Здоровее видали. Кто таков. Это же тот… Который тот. Царь… А, ну… Атаманы где? Сотники? — Толпа галдела, нервничала. Радовало, что никто не выкрикивает — «убийца». «вор» или любимое здешним людом — «пес».

— Здесь. — Я повернулся к стоящим чуть ниже сотникам. — Подойдите.

Они послушались и встали подле меня. Не связанные, не плененные без следов побоев на лицах и телах. Все это показывало, что я пришел с миром.

— Пантелей, знамя! — Богатырь, который не отставал от меня ни на шаг, распахнул наш прапор за моей спиной.

Люди начали переглядываться, охать, пальцами тыкали в развивающееся красное полотно.

— Иван Волков! Атаман ваш! Напал на меня и был бит! Жив он, здесь, но связан, чтобы не дурил больше.

Народ внизу переговаривался, но громких криков не последовало.

— А что ты к нам пришел-то? — Вперед выступил какой-то казак, молодой, лихой. — Атаманов наших у себя держишь. Крепость взял. Ты же с Воронежу, а у нас тут свой закон.

— Закон везде един! А пришел я, вас звать на Москву идти.

— Ходили уже… Царь, это же Царь… Флаг, смотри, мне, батька… Убил же, бил.

Мнение толпы как-то разделилось. Единства не было.

— Так! Народ елецкий! Кто со мной хочет, тех в сотни записываю. Снаряжение даю, питание гарантирую и плату. Полрубля серебром. Пешему. Конному по рублю, если коня сам привел. В месяц.

Услышав про деньги, народ заинтересовался. Начал переглядываться, переговариваться.

— А с теми, что к бродам ушли, что! — Заорал другой казак. — Брат у меня там.

— А мы по дороге их захватим! Кто из них решит пойти!

Они недоумевали, не понимали, как так можно.

— Семен Белов ваш ляхам продался! — выкрикнул я тем временем. — Заруцкий, что поставил его над вами к Сигизмунду ушел! вы же под ляхов идти не хотите? А. православные?

— Да ну, брехня… Да, слышал это… То Царь… Да точно.

— Кто под ляхом ходить не хочет? Жду здесь. Как положено — конно, доспешно и оружно. Как в списке. Всех перепишем в сотни. Гарнизону, оставшемуся тоже оружие, выдадим. Негоже ему в закромах лежать.

Народ воспринял это все очень позитивно. Мы же имущество в пользование выдаем — а это дело славное.

Началась рутинная, учетная работа, которой Григорий у меня в Воронеже занимался.

Сотников я пока что оставил здесь, при себе — понаблюдать, последить. А Якову и его людям вместе с уже проверенными, спокойными, недавно захваченными в кремле людьми поручил найти писарей, подьячих и всех, кто читать и писать умеет. Начать имущество инвентаризировать, выдавать тем, кто в сотни будет записываться. Поднять архивы и списки тех, кто как здесь вообще приписан.

Дел было на сутки точно. Значит, Тренко с армией уже доберется к бродам. Скорее к вечеру. К нему я отправил гонца, чтобы не торопился и никаких агрессивных действий не предпринимал. И к нам пару сотен конных отправил, для быстроты. Тех самых, что с луками были. А еще Григория с писарями Савелием и Петькой.

В городе пошла работа. Из монастыря и близлежащих хуторов приходили люди, кланялись. Признавали, что власть сменилась. Дары несли, кто что мог. Народ,