Танцор Ветра. Том 3 - Константин Александрович Зайцев

Оборванцы. Десятки. Может, больше. Фигуры в жутких лохмотьях, с лицами, стертыми голодом и безумием до безликих масок. Они двигались не бегом, а скорее неким непонятным типом движения. Порывистым, нечеловечески быстрым, как пауки по паутине. И запах. Я чувствовал их запах. Сладковато-приторная гниль Изнанки, знакомая по логовищу Ляна, но смешанная с чем-то острым, химическим, как уксус и пережженная медь. Этот смрад ударил в нос, заставив желудок сжаться.

Увидев их глаза, я все понял. Пустые, мутные, как у дохлой рыбы, но при этом неотрывно прикованные ко мне. Ксу, Ликуй с его ношей, Шифу — они словно не существовали для этой ползучей массы. Все их безумие, весь голодный раж был направлен на Фэн Лао. Как железные опилки к магниту. Что⁈ Почему я⁈ Но сейчас это было не важно.

Сердце гулко стукнуло разок, выбросив в жилы последние капли адреналина. Эссенция была почти на нуле. Тихий звон в ушах на месте привычного потока силы. Я был выжат, как лимон, но остановиться — значило умереть. Или хуже.

— Ксу! — мой голос прозвучал резко, рубя тишину. Она стояла рядом, лук наполовину натянут, глаза метались между приближающимися тенями. — Держи! — Без лишних церемоний я швырнул ей тело Хуэйцин. Она рефлекторно поймала тело. Хрупкая ноша ударилась о ее плечо, заставив ахнуть, но она удержалась на ногах, инстинктивно подхватив дорогой шелк и холодную плоть приемной матери.

— Лао⁈ — в ее голосе была паника, но больше — яростное непонимание. Она попыталась навести лук на ближайших тварей.

— Тише! — рявкнул я, выхватывая из ножен ножи. Знакомый холод рукоятей был слабым утешением. Но пока в моих руках сталь, я все еще опасен и готов убивать. — Видишь огни? — я кивнул в сторону едва заметного желтого свечения в конце второго квартала, за аркой то ли разрушенного храма, то ли бывшего публичного дома. — Там территория Тонг. Чжао и его Луннолицые ждут. Беги! Ликуй! Шифу! За ней!

— Ты… ты же идешь с нами! — в глазах Ксу вспыхнул настоящий ужас. Она поняла. Поняла ложь в моей улыбке, которую я выдавил на лицо. Улыбку, больше похожую на оскал.

— Конечно, снежный лотос, — соврал я, поворачиваясь к наступающей волне. Запах безумия ударил в лицо. Первые оборванцы были уже в десяти шагах. Их рты беззубо шевелились, слюна стекала струйками на грязные тряпки. — Просто задержусь на минуточку. Пообщаюсь с поклонниками. Если не послушаешься сейчас — умрут все. Иди!

Я не видел ее лица. Слышал только сдавленный стон, хлюпанье сапогов по грязи, тяжелое дыхание Ликуя и окрик Шифу, подбадривающего своих. Они побежали. Прочь. К тем огням. Я остался один перед морем безумия. Но я справился с душами мертвых, что пытались забрать меня к себе. Справлюсь и с этим.

Они не кричали. Они шипели. Первый, с обломком ржавой трубы в руке, прыгнул, рот растянут в немом вопле. Я не стал уклоняться.

Шаг вперед, левый клинок — вверх под челюсть. Ощущение, словно режешь чуть подгнившую тыкву. Клинок вошел легко, до самой рукояти, скользнул вверх, перерезая язык, нёбо, выйдя через носовую перегородку. Теплая струя брызнула мне на шею.

Труп еще дергался на клинке, когда я вырвал оружие и, используя инерцию, рубанул правым по шее второго. Удар пришелся чуть выше ключицы — разделил сонную артерию, трахею, шейные позвонки. Голова отлетела не сразу, повисла на лоскуте кожи, болтаясь, как страшный маятник, фонтанируя черной вонючей кровью. Тело рухнуло, дергаясь в луже.

Третий попытался обхватить меня сзади. Его руки, липкие и сильные, как корни, схватили за плечи. Запах гнили и больных внутренностей заполнил мои ноздри. Я бросил вес вперед, резко приседая, вывернулся из его мертвой хватки, как речной угорь. Скрут — и правый локоть бьет назад как копье, точно в солнечное сплетение.

Хруст ребер прозвучал музыкой в моих ушах. Оборванец захрипел, ослабив хватку. Мой левый клинок, как жало скорпиона, вонзился ему в глазницу. Глухо, с хлюпающим звуком. Я провернул клинок и тут же выдернул. Все как учил наставник.

Ублюдки не знали страха, а я — пощады. Не знаю, сколько их было. Пять? Шесть? Или пара десятков. Они лезли, не обращая внимания на мертвых, топча их, спотыкаясь, падая и снова вставая. Их безумие не знало, что такое страх. Зато их тела узнают, что такое смерть.

Я никогда не был героем, но сейчас, стоя как каменная стена и давая шанс спастись той, кого я считал другом, я чувствовал, что поступаю правильно. И уверен, наставник сейчас улыбается, глядя на меня с небес.

Мир сузился до дуги моих клинков и тел, рвущихся в эту смертоносную зону. Я вертелся, как волчок в центре кровавого смерча. Каждый удар был на поражение. Ни парирований, ни изящных уклонов. Только рубка, резание, уколы в жизненно важные точки. Эссенция окончательно закончилась. Остались только мышцы, дрожащие от усталости; сухожилия, скрипящие под нагрузкой; и ледяная ярость, сжигающая остатки страха.

Правый нож вонзился в живот очередной твари. Я рванул вниз и в сторону. Кишки, похожие на мокрые, грязно-розовые змеи, вывалились наружу, заливая мою руку липким теплом. Оборванец упал на колени, тупо пытаясь запихнуть их обратно. Пинок в лицо — и его тело влетело под ноги толпе. Ничего не соображающие выродки так стремились добраться до меня, что попросту раздавили своего сородича.

Еще один был низкорослый и быстрый, как крыса. Он рванул к моим ногам с ржавой заточкой. Прыжок в сторону, но он оказался действительно быстрым. Лезвие прожгло ткань штанины и оставило глубокий порез на икре. Боль, острая и жгучая, ударила по нервам. И, шипя как ядовитая змея, я ответил. Удар наотмашь левым клинком был такой силы, что снес ему пол-лица. Челюсть, щека, глаз — все смешалось в кровавом месиве. Он завыл, упав навзничь. А моя пятка раздробила ему горло.

Следующие напали одновременно. Один с дубиной, утыканной гвоздями, другой пытался схватить за руки. Я пропустил дубину в сантиметре от головы, почувствовав ветерок, развевавший мои волосы, и всадил правый клинок ему прямо под мышку. Лезвие скользнуло между ребер — почти наверняка труп. Не успело его тело рухнуть, как я уже атаковал второго. Мой правый сапог со всей силы врезался ему в коленную чашечку. Раздался отвратительный хруст. Он упал, катаясь по грязи. Я не стал