Имперский повар 4 - Вадим Фарг

ты должен сегодня победить, — её голос стал стальным. — Не ради титула. Не ради денег. Ради нашего шоу. «Империя Вкуса» — это наш шанс. Твой — изменить этот мир, мой — рассказать об этом на всю страну. Мы должны дать им сегодня такой эфир, чтобы у этих жирных котов в руководстве канала не осталось выбора, кроме как дать нам зелёный свет!

Я уверенно кивнул, и на моём лице сама собой появилась усмешка. Усмешка стратега, чей союзник готов идти до конца.

— Я как раз собирался, Света. Именно это я и собирался сделать.

Завтрак был окончен. Мы больше не были просто поваром и журналисткой. Мы были союзниками. Скреплёнными не договором, а общей целью и вкусом одной простой, честной яичницы.

Мы вместе вышли из номера, готовые к новому дню.

* * *

Суета никуда не делась. Всё те же люди в чёрном носились по коридорам, как тараканы.

Ночью я почти не спал. Разговоры с Травкой и Зефировой всё перемешали. Магия в моей крови. Это было так странно, так чуждо, что мой мозг просто отказывался в это верить. Но факты — упрямая вещь. Граф Яровой атаковал, это точно. Амулет разлетелся в пыль, я это почувствовал, а потом нашёл его остатки. Но я всё ещё был собой. Не тряпичной куклой, не покорным рабом. Значит, что-то меня защитило. Что-то, что было внутри меня с самого начала. Эта мысль одновременно и пугала, и давала какое-то странное чувство уверенности. Ладно, разберёмся потом. Сейчас у меня конкурс, который нужно выиграть.

Когда на сцену снова выскочил ведущий, сияя своей причёской, я был абсолютно спокоен.

— Доброго дня, наши дорогие зрители! Доброго дня, наши отважные гладиаторы кухни! — завопил он в микрофон так громко, что мне захотелось, чтобы кто-нибудь наконец убавил ему звук. — Сегодня у нас день ностальгии! День золотых листьев, тёплых пледов и уютных вечеров за чашкой горячего чая! Сегодняшняя наша тема — «Дары осени»!

За его спиной снова разъехалась стена, открывая кладовую, но на этот раз за ней была не пёстрая мешанина из заморской экзотики, а настоящее буйство осенних красок. В больших плетёных корзинах лежали огромные, ярко-оранжевые тыквы всех форм и размеров. Рядом громоздились горы яблок, красных и зелёных. В ящиках лежал тёмный, почти чёрный виноград.

— А королевой нашего сегодняшнего бала, — ведущий сделал театральную паузу и картинно указал на самую большую тыкву, — будет её величество Тыква! Ваша задача — приготовить блюдо, где этот замечательный, солнечный овощ будет играть главную, самую важную роль! Время пошло!

Ударил гонг, и все снова ринулись к продуктам. Но сегодня в глазах участников было куда больше паники. Тыква — продукт простой, понятный, деревенский. Для поваров, которые привыкли полагаться на яркие и крикливые магические порошки, это была настоящая катастрофа.

Антонина смотрела на горы тыкв с таким отвращением, будто это были не овощи, а какие-то очень некрасивые и дурно пахнущие насекомые. Она долго ходила вокруг да около, брезгливо морща свой напудренный нос, и в итоге схватила самую маленькую и бледную тыкву, видимо, решив, что чем меньше этого ужаса будет в её блюде, тем лучше. Пижон Жорж тоже не выглядел счастливым. Он взял одну аккуратную тыковку и тут же демонстративно вытер руки белоснежной салфеткой. А вот Верещагин, наоборот, заметно оживился. Он подошёл к тыквам, как к старым, добрым друзьям, долго выбирал, постукивал по ним костяшками пальцев, прислушиваясь к звуку, и в итоге выбрал не самую большую, но плотную, тяжёлую, вытянутой формы. Сразу было видно — человек знает, что делает.

Я тоже не стал суетиться. Я подождал, пока основная толпа схлынет. Мой взгляд сразу упал на тыкву сорта «мускатная», похожую на огромную жёлтую гитару. Я знал, что у неё сладкая, ароматная и нежная мякоть без лишних волокон. Идеально для моего плана. Я решил сегодня сыграть на контрасте и приготовить, по сути, два блюда в одном: нежный, бархатистый крем-суп и в качестве гарнира к нему — пряные, запечённые до карамельной корочки ломтики тыквы. Две разные текстуры, два разных характера одного и того же овоща.

Вернувшись на своё рабочее место, я первым делом занялся самым важным — специями. В маленькой фарфоровой миске я смешал копчёную паприку, которая давала прекрасный дымный аромат, щепотку свеженатёртого мускатного ореха, немного корицы для тепла, и самую малость молотой гвоздики для пряности. Я готовил свой собственный, маленький, ручной «взрыв вкуса», который должен был превратить простую, скучную тыкву в нечто невероятное.

Я работал спокойно, методично, полностью уйдя в себя. Острый нож легко разрезал плотную кожуру тыквы. Я очистил её от семечек, нарезал на ровные кубики для супа и аккуратные ломтики для запекания. Я чувствовал на себе взгляды. Бесшумно скользящие по рельсам камеры, любопытные зрители, скучающие судьи… Но больше всего я чувствовал один-единственный взгляд. Липкий, полный страха и ненависти. Викентий. Он уже несколько раз прошмыгнул мимо моего стола, делая вид, что что-то ищет. Он был похож на плохого актёра в дешёвом спектакле. Движения резкие, дёрганные, а на лбу блестели крупные капли пота. Он готовился. И я тоже.

И вот этот момент настал.

Викентий снова шёл мимо, на этот раз неся в руке полный до краёв стакан воды. Зачем ему понадобилась вода на рабочем месте, было совершенно непонятно, но это было и неважно. Поравнявшись со мной, он сделал то, чего я от него так ждал. Он «споткнулся». Просто на ровном месте. Это было так фальшиво, что мне на секунду стало его даже жаль. Он картинно взмахнул руками, как раненая цапля, и стакан, описав в воздухе красивую дугу, полетел прямо на мой стол.

Плеск!

Вода вылилась аккурат в ту самую миску, где лежала моя смесь специй.

— Ой, простите! Боже ты мой, какой же я неуклюжий! — запричитал он, глядя на меня с таким выражением лица, будто у него сейчас случится сердечный приступ. Но в его бегающих глазках я отчётливо видел мерзкое торжество.

По залу тут же пронёсся громкий, сочувствующий вздох. Зрители ахнули. Кто-то из женщин на трибунах даже вскрикнул.

Я медленно опустил нож. Несколько секунд я молча смотрел на испорченные специи. Потом так же медленно поднял глаза на Викентия, который всё ещё стоял передо мной, изображая вселенскую скорбь и раскаяние.

Тишина в павильоне стояла такая, что было слышно, как натужно гудят под потолком софиты. Все ждали моей реакции.

И я… улыбнулся. Спокойно, беззлобно и даже немного дружелюбно.

— Бывает, — ровным голосом сказал я. — Спасибо, коллега.

Викентий