Фантастика 2025-51 - Антон Лагутин

что я подслушивала – немыслимо. Позволить Лиаму находиться в обществе человека, который явно состоял в близком родстве с убитым грабителем – тоже. А если тогда расправились не с тем Бьянки? Что, если за ним придут в мой дом?

«Хватит, – сказала я себе мысленно, когда поняла, что брожу по кругу. – Лиам – разумный мальчик, и вырос он частью в приюте, частью на улице, а не пансионе изящных искусств имени святой Оливии. Ещё можно поспорить, кто на кого окажет дурное влияние».

А если бы мистер Бьянки действительно был бы опасен, то дядя Рэйвен уже давно порекомендовал бы мне сменить гувернёра. И наверняка представил бы несколько вариантов на рассмотрение…

…Мэтью, к слову, покинул особняк, даже не попрощавшись.

Вскоре после этого я сама уехала – в кофейню, до самого вечера. Вернулась уже около восьми часов, очень уставшая, но не от работы – от переживаний. А ведь впереди была долгая беседа с мистером Спенсером и с новым адвокатом, мистером Панчем… Когда она закончилась, мне не хотелось уже ничего, однако я, руководствуясь рекомендациями семейного доктора и собственного здравого смысла, приказала накрыть стол для лёгкого позднего ужина – бульон с клецками, салат, что-нибудь сладкое.

За десертом ко мне предсказуемо присоединился Лиам.

Я, признаться, слушала мальчика рассеянно – наполовину из-за усталости, наполовину из-за тревожных мыслей – и пропустила момент, когда он начал жаловаться.

– …А уроков так и не было. Вот обидно-то! Мистер Бьянки обещал рассказать, кто опаснее – крокодил или писарь из налогового ведомства, и почему это зависит от обстоятельств.

– Конечно, писарь опаснее, особенно небрежный… Если, конечно, дело происходит не в джунглях Южной Колони, – машинально ответила я и тут же сама рассмеялась: – Святые небеса, Лиам, если все уроки проходят так, то неудивительно, что ты их ждёшь! Так как же получилось, что сегодня мистер Бьянки не стал проводить занятия?

– А у него, эта… хандрень.

– Хандра или мигрень? – обречённо спросила я, догадываясь.

Бедный Бьянки… Закономерный эффект после трудного разговора с Мэтью.

– А обе! – выкрутился Лиам, и не так уж погрешил против истины, вероятно. – Заболел он, в общем. Ну, я Лайзо нажаловался, думал, может, он мне про крокодилов… А Лайзо чего-то покивал, а потом говорит: «Ну, пойду я твоего учителя лечить». Взял какую-то фляжку и давай к мистеру Бьянки стучать. Тот его сначала не пускал, а потом Лайзо говорит: «Я знаю». А чего знает – я уже не расслышал. Тогда Бьянки его пустил. Они про что-то полчаса проболтали, а потом хандрень у него, наверно, вся извелась. Ну, и мистер Бьянки с Лайзо бродить ушли, только с полчаса назад вернулись. Я спросил, где были, а Лайзо говорит – в пабе.

«Хандрень лечили», – добавила я про себя, а вслух спросила:

– Надеюсь, мистер Маноле не был пьян?

– Ой, вы что, леди Гинни, – развеселился Лиам. – Он же вообще пьяный не бывает, он ведь колдун! Как-то раз с Эллисом выпил на спор целую пинту какой-то хитрой настойки. И хоть бы чего! А Эллис один стакан осушил, попенял, что сладко – и под стол сполз. Такие дела.

Над рассказом я посмеялась от души, а после с удивлением обнаружила, что тревога из-за опасного родства Бьянки исчезла абсолютно. Настоящие преступники не получают мигрень после разговора с «осами» и не лечатся потом тёмным элем в компании обаятельных авантюристов. Неважно, какой секрет хранил мистер Бьянки; пусть с этим разбираются люди дяди Рэйвена, или Эллис, или Лайзо, а я просто доверюсь им.

«Но присмотреться к Бьянки не помешает».

В хорошем настроении я отправилась спать – и проснулась также в прекрасном расположении духа. Испортить его не смогла ни серая хмарь, плотно облепившая Бромли от речных низин до респектабельных особняков Вест-энда, ни порция сгоревшего спозаранку безе у Георга, ни приступ утреннего вдохновения у миссис Скаровски, решительно заявившейся в кофейню для декламации свежайших стихов.

Так было до тех пор, пока в «Старое гнездо», между тремя и четырьмя часами пополудни, не ворвался Луи ла Рон в криво застёгнутом жилете.

– Леди Виржиния! – громким шёпотом произнёс журналист. Лицо его побагровело от гнева. – Вы только посмотрите, какой пасквиль они напечатали вместо моей статьи! «Ироничный Джентльмен»! Да бьюсь об заклад, что это наш старый знакомец!

И ла Рон шваркнул об стол смятой газетой.

Заголовок на третьей странице гласил:

«Неподобающие знакомства В ВЫСШЕМ СВЕТЕ…

трагическая ошибка леди N. или коварная атака ширманок?»

Во рту у меня сделалось кисло.

«Сохраняй спокойствие, – сказала я самой себе мысленно, выдыхая на счёт «четыре». – Ты не совершила ничего, заслуживающего порицания, а значит в статье либо туманные намёки, либо откровенная ложь. Первое не страшно, а второе может стать отличным поводом для судебного иска. Мистер Панч будет счастлив разорить какую-нибудь дурную газетёнку».

Лакрично-коричный воздух в кофейне показался мне внезапно невероятно душным, и руки словно ослабели. Я улыбнулась и нарочито медленно разгладила измятые, влажноватые газетные страницы, слегка откинула голову назад и приготовилась высмеять прилюдно статью, если отыщется хоть один малейший повод – а статей, да и любых других печатных изданий, не дающих повода к осмеянию, как известно, не бывает вовсе.

Однако худшие ожидания не оправдались.

На сей раз мистер «Озабоченная Общественность» изменил своим привычкам – и стилю.

«…Аксония всегда стояла на традициях.

Не всякие изменения и улучшения – к благу, о чём бы там ни возвещали разнообразные прогрессивные общества. Когда подходит время перемен, они происходят сами собою.

Иногда разъяснение нелепых, но жестоких ошибок даруется свыше, как показывает воистину поучительный пример святой Роберты Гринтаунской, которая смело обличала женоубийц, тайных семейных мучителей, несправедливых прожигателей приданного и прочих негодяев, а затем, руководствуясь Писанием, на коем искони зиждутся основы государства нашего, изменила вредоносные законы. Увы, она была подло и жестоко убита вскоре после пламенной своей речи в Парламенте и перед королём. Но труды её не пропали даром – женщины с тех пор стали разумнее и свободнее, что не может не делать счастливым всякого неглупого мужчину.

Иногда верную последовательность изменений находит пытливый ум монарха, и как тут не вспомнить знаменитые «Декреты» Катарины Четвёртой, которая всего за несколько лет сумела упорядочить запутанные правила наследования титулов и значительно упростила ход многочисленных тяжб по земельным вопросам! Это воистину стало ещё одной ступенью в истории Аксонии – ступенью, ведущей к большей ясности, свободе,