Эпифания Длинного Солнца - Джин Родман Вулф

– Это все я виноват, кальд, – пророкотал кто-то из глубины просторного нефа, вдали от света угасающего на алтаре огня.

Стоило говорящему, человеку, превосходившему ростом даже Чистика, подняться на ноги, какое-то уродливое, безобразное создание, выпрыгнув из-за его спины, вскочило на скамью перед ним.

– Сын мой, – со старческой дрожью в голосе заговорил патера Тушкан, державшийся позади и правее Кетцаля с Реморой.

Но великан, не дослушав его, продолжал:

– Ты, кальд, меня, надо думать, не помнишь, только я разок угостил тебя за счет заведения, потому как ты Калану в Пасовом слове не отказал. Я – Кошак из «Петуха».

Шелк, улыбнувшись, кивнул.

– Отчего же? Тебя, Кошак, я помню прекрасно, только вот здесь, признаться, встретить не ожидал. Думал, мы всех уже видели. Что ты там делал? Молился?

– Вроде как… пробовал.

Кошак, шагнув в боковой проход, направился к Шелку, а его ручной бабуин запрыгал следом, перескакивая со скамьи на скамью.

– Захлопнись, Кошак, – буркнул Чистик. – Ничего ты такого не сделал.

Шелк кивнул вновь.

– Если ты, Кошак, винишь в этой заминке себя, то совершенно напрасно, – подтвердил он. – Если в ней вообще кто-либо виноват, то только я, непростительно затянувший с починкой руки майтеры.

– Врозь! Врозь! – запротестовал Клещ.

– Вечно ты себя обвиняешь первым, – присоединилась к Клещу Гиацинт. – Думаешь, больше никто во всем круговороте промахов не дает?

– Когда Чистик в твое заведение, на Солнечную, пошел, я тоже за ним увязался, – объяснил Кошак. – Мы ж с ним давно в свойских. А вот его, Бонго, завел, когда грабку сломал, понимаешь, кальд? Щипать с такой грабкой – никак, а он кого угодно сделает, только скажи. Думал, срастется кость – продам…

– Кажется, я начинаю понимать, в чем дело, – заметил Шелк.

– А тут Чистик говорит: тащите живность, вот я его, Бонго, стало быть, и привел. А после иду сюда и думаю: может…

Взмах дрожащей руки Тушкана заставил его умолкнуть.

– Это все я, кальд. Я… – Тоненький, дребезжащий голосок старика дрогнул. – Я со своей нелюбовью приносить их в жертву… старый глупец…

– Вот уж нет, патера, – урезонила его сибилла, с виду по меньшей мере нисколько не уступавшая Тушкану в возрасте. – Видишь ли, кальд, они напоминают ему детишек. По-моему, ничего общего, однако каково ему, я понимаю. Сколько об этом было переговорено…

Патера Устрица шагнул вперед.

– Однажды кто-то принес к нам маленькую черную обезьянку с белой головкой. Для Фельксиопы, кальд. Патера велел свершить жертвоприношение мне.

Шелк звучно прочистил горло.

– В юные годы ты… да, патера Тушкан, я все понимаю. Или как минимум полагаю, будто все понял. Ладно. Скажем так: суть мне ясна. Ты отговорил Кошака.

– Пока мы шли сюда… – Осекшись, Тушкан надолго закашлялся. – Путь оказался долог, нелегок, а он помогал мне идти. У него доброе сердце, кальд. Доброе, благородное, хоть с виду и не подумаешь. Я попросил его… воздержаться. Ради меня. А он согласился и на время оставил нас, чтобы купить барашка. Этого-то барашка я нынче вечером и принес в жертву от его имени.

– Только я думаю, Пас оттого к нам и не пришел, – признался Кошак. – А ведь на свадьбах тоже всякую живность режут, верно? Может, ты…

– Чистик!!!

Голос Синели Шелк узнал сразу, еще не видя ее.

– Чистик, тут что? Свадьба?

Подобрав юбки, Синель со всех ног помчалась вдоль прохода, к собравшимся.

– Здравствуй, патера! Привет, Ги! Поздравляю! Твое Высокомудрие, ты же их поженить собираешься, да?

Кетцаль, не ответив ни слова, улыбнулся Молоту с майтерой Мрамор, вышедшим из святилища Эхидны. Майтера Мрамор опустилась перед ним на колени.

– Я молила предшественника Твоего Высокомудрия…

Безволосая голова Кетцаля закачалась, запрыгала на длинной морщинистой шее.

– Мой предшественник давно выпустил посох из рук, майтера.

– И все же я должна признаться: на все мои просьбы, на все мольбы он ответил отказом.

Майтера Мята в изумлении воззрилась на нее сверху вниз.

– Минуту назад Твое Высокопреосвященство – я случайно услышала – сказал, что снять сан с авгура не вправе даже Его Высокомудрие. Да, знаю, так оно и есть. Но… но…

– Их обеты, э? – пояснил Ремора, повернувшись к Шелку. – Не столь… э-э… серьезны. Отнюдь не вечны, а?

– Ты хочешь, чтоб я освободил тебя от обета, майтера? – уточнил Кетцаль. – «Да» или «нет» будет вполне довольно.

– Да, но я действительно должна…

– Все объяснить. Совершенно верно. Должна. Хотя бы для собственного спокойствия. Ты весьма рассудительна, майтера – в этом я имел случай убедиться сам. Неужели рассудок тебе не подсказывает, что объяснения требуются отнюдь не мне? Будь добра, встань. Расскажи обо всем сестре своей, майтере Мяте. А также майтере Роще и ее сестрам. Только вкратце.

Майтера Мрамор поднялась на ноги.

– Мы с ней знакомы давным-давно, – пояснил Молот. – Помнишь, кальд? Это о ней я рассказывал, перед тем как ты от меня утек. Ее тогда звали Моли.

Тем временем майтера Мрамор, отошедшая к майтере Мяте и прочим сибиллам, заговорила – негромко, так, что Шелку едва удавалось расслышать ее слова:

– Когда город заселяли первые био, я была домоправительницей, служанкой у сибилл. Готовила им киновию, а выглядела в те времена… ох, сиба, чуть не сказала «как Георгина», но Георгины ты знать не знаешь. Наверное, как Ломелозия… чуточку, – с нервным смешком прибавила она. – Можешь вообразить меня с виду похожей на Ломелозию? А ведь такой я тогда и была…

Майтера Мята, все это время не сводившая с нее изумленного взгляда, кое-как исхитрилась кивнуть.

– А их в то время при мантейоне имелось шесть. Шесть сибилл с Солнечной. Мне, сама понимаешь, комнаты не досталось. Да, правду сказать, и не требовалось. Однако число их никогда не превышало шести, а с течением времени сибилл оставалось все меньше. Пять, а после четыре, а после три… а после всего-то две, совсем как нас с тобой, драгоценная, драгоценнейшая моя сиба, после моей кончины.

Младшая из сибилл с Кирпичной вознамерилась было ей возразить, но, оглянувшись на остальных, предпочла промолчать.

Майтера Мрамор, ненадолго задумавшись, продемонстрировала всем слегка пожелтевшие четки.

– Всего лишь майтера Бетель и я. Видите? Ее наследство. Слоновая кость… – На сей раз подъем ее головы означал улыбку пополам с мольбой. – А цепочка серебряная. Такая видная, эффектная была женщина…

– Девочка… плакать, – сообщил Шелку Орев, хотя из глаз майтеры Мрамор не вытекло на гладкий металл щек ни слезинки.

– Конечно, со всеми делами мы справиться не могли. Нас две, да совсем юный патера Щука… а ведь детишкам, сколько их ни есть, забота нужна, и потому майтера призвала… призвала меня…

– Призвала Моли на действительную, – пояснил Молот.

– Обратилась ко мне за помощью. Арифметику я знала прекрасно: без нее хозяйство вести невозможно. Сколько провизии закупить на столько-то едоков, сколько можно потратить… и так далее, и так далее. Еще я вела записки… наверное, их можно назвать дневником… чтоб отрабатывать почерк, а почерк у меня был довольно-таки хорош. Таким образом, я вполне могла обучать самых маленьких счету и грамоте, и