Фантастика 2025-75 - Андрей Буряк

Куча замерла, лишь глаза поблескивали в темноте, разглядывая сталкера. Затем донеслось хрипло, словно говорил умирающий чахоточник:

- Гриф. Ты-то что… тут делаешь?

Куча поползла на свет и когда выбралась, сталкер различил в вонючих складках грязной засаленной армейки маленького высохшего человека.

Только по черной свалявшейся, лезущей, как у линялого пса шкура, бороде он опознал Карабаса. Цвет его лица был землистого оттенка. Кожа шелушилась. На левой скуле был вырван клок бороды. Но, приглядевшись, сталкер понял, что волосы никто не драл, они исчезли вместе с частью щеки. С неровными краями дыра растянулась кляксой от подбородка к глазу. Через нее виднелись бледно-розовые десны цвета дохлой крысы, неделю пролежавшей в луже. Желтые зубы поблескивали влагой. Зрачки - черные нефриты - превратились в булавочные головки. Белки с голубовато-зеленым оттенком, как несвежее очищенное куриное яйцо, пронизывала сеть сосудов темно-синего, почти черного цвета.

Наемник еще несколько секунд демонстрировал себя, затем болезненно зажмурился, весь сморщился и снова забрался под топчан. Гриф не сводил с него глаз и все пытался соединить это нечто с тем, кого знал раньше, - бородатым, крепким мужиком, уверенным в себе, надменным, властным. «Матерь божья, что они с ним сделали? Это ждет и меня?» - носились в голове сталкера мрачные мысли, как ночные фурии. Хотя он и выслушал с должным вниманием Шару и более-менее представлял, что творит с человеком матрешка, увиденное поразило его до мурашек. Он поверить не мог, что это самоуничтожение - последствия пагубного пристрастия, что человек - существо разумное, может довести себя до такого состояния. Звери милосерднее к жертве, чем человек к самому себе. Нет, это долбаные академики. Это их рук дело. Кончились щелкуны, теперь за людей взялись. Эти мысли были более понятны сталкеру, чем мазохизм в самой что ни на есть извращенной форме.

- Хе-хе-х, - то ли смешок, то ли кашель донесся из сумрака под топчаном, - не узнаешь? Я это… Карабас. Кхе-хе.

- Что они с тобой сделали? - спросил Гриф, оправляясь от шока.

- Не они… я. Я сам, - долгое молчание, - матрешка.

Гриф понимающе покивал: «Ему уже никакой «сверчок» не поможет». Вслух спросил:

- Что здесь случилось? Где твои парни?

- Всех побили. Пистон, вроде, остался. Его со мной держали… пару дней, потом увели.

Карабас снова замолчал. Гриф его не торопил, понимал, что в таком состоянии трудновато открывать рот. Прошло минуты три, прежде чем Карабас накопил силы.

- Старик тоже здесь… был.

- Какой?

- На мох похожий.

- Федорыч? - Гриф подобрался, и без того познавательная беседа вмиг стала неимоверно информативной. Он даже перестал замечать вонь.

Карабас перевернулся на спину и закрыл глаза. Молчание затягивалось.

- Эй, Карабас, - позвал сталкер, несколько секунд ждал ответа, потом позвал снова: - Карабас, ты уснул?

- Чего?

- Где этот старик сейчас? Что с ним?

- Никто не знает.

- Как никто?

- Его держали в кутузке, а потом исчез.

- Сбежал? - Гриф придвинулся к наемнику, чтобы не упустить ни слова. Долгая пауза. Сталкер уже было хотел заговорить, как Карабас произнес:

- Растворился, - повернулся к стене, поджал ноги к груди, обхватил их руками и снова превратился в смердящую кучу тряпья. Гриф даже в какой-то момент подумал, не померещился ли ему наемник. На самом ли деле разговаривал с ним, не пустили ли чертовы академики газ. Сталкер перевел осторожный взгляд на топчан, не исключая варианта увидеть себя на нем. Потертый коричневый дерматин блестел гладкой растрескавшейся поверхностью, отбрасывал мутный блик от лампы и всего. Сталкер снова заглянул вниз. Куча тряпья оставалась неподвижной. Чтобы убедиться, он протянул руку и тронул наемника. Пока армейская куртка сминалась под пальцами, Гриф все еще сомневался в существовании Карабаса. Наконец он коснулся чего-то твердого, худого, словно палка. Сталкер сморщился, убрал руку, обтер о брюки и зашагал по карцеру.

Тайник он сделал на Карабасе. Преодолевая отвращение, сунул пинцет ему в карман и закрыл клапан. Наемник даже не пошевелился. После чего Гриф расхаживал по камере, морщил лоб, о чем-то усиленно думал и каждый раз, когда приближался к двери, ощущал тепло. В какой-то момент он остановился под зарешеченным плафоном и долго его рассматривал.

Металлический лязг заставил сталкера встрепенуться, повернуться к двери и принять непринужденный вид. Вошел Алексей. Дверь за ним захлопнулась с грохотом.

- Тише вы, - послышался сдавленный стон. Алексей завертел головой, обыскивая взглядом помещение.

- Это Карабас, он под лежаком, - взглядом Гриф указал на топчан.

- Карабас? - глаза Алексея расширились.

- Да, - Гриф не преминул воспользоваться пробуждением наемника, опустился на колени, заглянул в вонючий сумрак. - Карабас, ты можешь с нами поговорить?

- О чем? - послышался шелестящий шепот.

- Что здесь произошло?

- Седых пришел со … своими агалами.

- А земляки, рыкстеры?

- Они…

Повисла тяжелая тишина. Из-за двери слышались приглушенные голоса, звук кованых каблуков по железному полу, гул генераторных установок, где-то стучали по металлу.

- Эй, Карабас? - нарушил молчание Гриф. - Слышишь меня?

- Что с ним? - спустя несколько минут спросил Алексей, отчаявшись дождаться ответа.

- Матрешка забрала, - ответил Гриф, поднимаясь с коленей. - Ты мне, Ява, вот что скажи: о чем с пижоном беседовал?

- С пижоном? - Алексей сдвинул брови, а потом догадался. - А, с этим. Его Качака называл Пирцентом. А Качака - это…

- Знаю, кто такой Качака, давай дальше.

- Ну… спросил, куда идем. Зачем. Кто ты. Я рассказал все, как ты учил.

- Тише, - Гриф поманил парня пальцем. Алексей склонился над его ухом, зашептал.

- Ему медики рассказали про меня. Он интересовался, помогла ли катушка. Я сказал, что помогла. Спросил, где она теперь. Я сказал, что не знаю. Интересовался, смогу ли их привести на то место, ну… где нашли. Я сказал, что это можешь только ты, - Алексей замолчал.

- И все? - Гриф посмотрел на парня в упор.

- Ну… еще Качака мне в грудину пару раз вмазал для улучшения памяти. Вмазал не хило так. Он это «скворечником» называл. Ага, так и говорил: «Скворечник тебе забью». Странная у того мужика кличка, ну… которого ты назвал пижоном, - продолжал говорить Алексей с дурацкой улыбкой. От пережитого и обуревающего волнения он не мог остановиться. Гриф сунул руки глубоко в карман и зашагал по карцеру.