Фантастика 2025-75 - Андрей Буряк

- И это еще не все, - произнес Шарапкин, после того как опорожнил тару и аккуратно поставил на стол. Глядя в сторону как будто, вовсе не слушая пустой треп, капитан небрежно взял пачку и потянул из нее сигарету. Шарапкин по-свойски дернул пальцем, показывая, что тоже не прочь побаловаться. Чаушев краем глаза заметил это движение. Сунул сигарету в зубы, а пачку подкинул под локоть прапорщику. Скоро они дымили в две трубы, и каждый набивал себе цену. Шарапкин был польщен вниманием и чувствовал себя на высоте. Уловил интерес начальника и тянул.

Хотя история заинтриговала капитана, вида он старался не показывать. Бутылка у его руки действовала на прапорщика все равно что поводок на болонку. Молчание затягивалось, сигареты тлели.

- Так вот, о чем это я? - не выдержал Шарапкин и покосился на виски. Капитан перехватил жадный взгляд и плеснул в стакан, поощряя слово.

- Ага, - возбудился охранник и употребил. Чаушеву показалось, что виски тот вдохнул, а не выпил, так это было сделано быстро, даже кадык не качнулся. - Значит, я того, лежу себе, лежу, за жизнь думаю. Задумался так и не заметил, как свечерело. Херак, снова двери заднего хода открываются, и вываливается оттуда… никогда не догадаешься кто, - Шарапкин озорно блестящим глазом посмотрел на капитана. Тот даже не повернулся в его сторону, продолжал скучно смотреть через решетку. Не смутившись, охранник продолжал: - Чучело оттуда в оранжевом комбезе вываливается, с такенным колпаком на башке, - Шарапкин показал размер, скруглив руки над головой. - За спиной у этого копатыча железный ранец, а в руках он держит пуху, от которой шланг тянется к этому самому ранцу. Врубаешься, кэп, о чем речь?

Глава 5. Адьюас диас

Чаушев не ответил. Его покоробила бестактность, допущенная охранником, кроме того, втягиваться в панибратство с забулдыгой, даже ради дела, не собирался. Он долго лил себе в стакан виски, пока не заплескалось у краев, затем поставил бутылку. От такой расточительности (эдак скоро ничего не останется) у Шарапкина глаза полезли на лоб. Он осознал свой промах, но не находился, как исправиться. Облизал губы, несколько секунд таращился на колышущийся океан в стакане напротив, потом заговорил сиплым доверительным тоном:

- Я, конечно, извиняюсь за свою… фамильярность. Знаете ли, - он сконфуженно улыбнулся, взмахнул рукой, как бы призывая осмотреться, - обстановка навеяла. В общем-то, я к вам со всем уважением, товарищ капитан. Вы не подумайте… Он недоговорил. Извинения были приняты, горлышко стукнулось о край его стакана, рождая волшебный звон бриллиантовой пыли. А потом забулькало. Хорошо так, на три пальца забулькало.

- Ваше здоровье, - охранник быстро взглянул на каменный профиль, затем поднес стакан к вытянувшимся в трубочку губам и в два больших глотка, опустошил. От удовольствия заулыбался, преданно, по-собачьи взглянул на благодетеля. Он, конечно, любил выпить и тратил на это много денег. В основном на водку, по большей части паленую, так выходило больше. Виски все же оставалось непозволительной роскошью не только для него. Наверное, уже с год, едва он появлялся в буфете, как бутылка на верхней полке приковывала к себе взгляд. Вожделенно оглаживая литруху «Чиваса», пока стоял в очереди, прапорщик все намеревался ее купить, не сейчас, а может быть, в день зарплаты, на день рождения или на 23 февраля... Но, когда наступал урочный час, решал, что лучше приобретет «эконом» в большом количестве, чем одну «элит». Наслаждение вкусом того не стоило. Финал: зачем тратиться? и не факт, что окажется не контрафакт. А тут такой случай… Не паленая. Хорошо идет, в ногу, парадным маршем.

Капитан кашлянул.

- Так вот, - засуетился Шарапкин, ощущая в голове блаженную леность, а к товарищу капитану братскую любовь. - Вышел мужик в комбезе на середину двора, развернул ствол на подъездную дорогу и как пальнет пламенем. Мне даже у забора жарко стало от такой радуги. Честно сказать, я немного струхнул. Почудилось, что сейчас развернется и по мне даст, - прапорщик махнул рукой, замолчал, соображая продолжение. Но продолжение не складывалось, время шло. - Во-от.

- Ты что Таирову про меня наплел? - спросил Чаушев, читая на пустом и пьяном лице Шарапкина его мысли. Впрочем, читать было уже нечего.

- Я?! - Шарапкин выкатил глаза и подался вперед. Его удивление, и обида в голосе выглядели весьма убедительно. Но капитан продолжал гнуть свое.

- Мне надо знать точно, что именно ты ему рассказал. - Впервые за все время их застолья капитан посмотрел на охранника. Посмотрел строго и как-то опасно. Даже будучи под «медовым шафэ», Шарапкин явственно прочел это во взгляде капитана. - Понимаешь, Шарапкин, - смягчился Чаушев, - это может плохо отразиться на моей службе, а в итоге и на твоей. Мне надо знать, чтобы я смог минимизировать ущерб.

- Да… - прапорщик надул щеки, выкатил глаза и пожал плечами, всем видом показывая, что он ни при чем и не находит слов в свое оправдание.

- Я жду, - для храбрости и укрепления доверия, Чаушев налил охраннику, немного плеснул себе. Выпили.

- Даже не знаю, что могло бы не понравиться начкафу, - Шарапкин поставил стакан на стол и потупил взгляд.

- Начни с того, что у меня связи с военными и иногда я перевожу контрабандный груз. Тебе же об этом хорошо известно. Ты, дурачина, - капитан не удержался от оскорблений, - собственноручно загружал зилок сухпаями и армейкой. Ты же, раздолбай распоследний, деньга за это получал. Чего тебе не жилось?

- Да, товарищ капитан, он меня так хитро вывернул…

Чаушев прекрасно представлял, как это происходило. Бутылка - две сносного пойла, доброе слово, вот вам и вся хитрость, весь Шарапкин на ладони. Прямо как сейчас. «Дурак. Какой же я идиот, что подвязал этого дебила. Сам виноват. Денег пожалел. Лучше бы Тучина подбил. Пусть дороже, зато надежно».

-…я и рта не успел открыть, а он мне уже все про нас выложил. Говорит, так, мол, и так, ему все известно. И знаете, от кого? От Фофана, - поймал непонимающий взгляд капитана, пояснил: - Афонасьева. Этот Афонасьев - такое трепло…

- Что именно? - Чаушев исподлобья смотрел на охранника, не в силах скрыть злость.

- Ничего такого, товарищ капитан, - блеял Шарапкин, наконец, поняв, чем дело пахнет. Приятная слабость куда-то улетучилась, страх занял ее место. - Сказал, что да, Фофан