Фантастика 2025-75 - Андрей Буряк

Рычаги по обе стороны от него не вызвали подозрений. Их он испытал в полной мере. Приводы выдвигались и задвигались, сгибались и выпрямлялись, поворачивались, делали все, что мог изобразить сталкер руками. При этом он не испытал ни малейших затруднений. Рычаги словно бы подхватывали его движения. В сочленениях сгибались бесшумно, мягко. На самом деле Гриф ожидал от военной техники нечто другое, что-то похожее на БТР - жесткое, с усилием переключающееся, громоздкое, скрипучее, дребезжащее.

Мысленно сталкер отсалютовал оборонпрому и снова вернулся к приборной панели. «МАСЛО», «ВОДА», «ГЕНЕРАТОР», «ФАРА ИК», ФАРА ОС», «ЭУ», «ОПОРА ЛЕВ», «ОПОРА ПРАВ», «ПОЖАР», «ПУСК», «БАТАРЕЯ», «ОГУ», «ФИЛЬТР», «АНОМАЛИЯ», «ОСТАНОВКА»… Кое-что Гриф понимал, но в основном даже известные слова несли потаенный для него смысл, к примеру, «пуск» или «батарея». Пуск чего? Какая батарея?

Время шло, сталкер закончил ознакомительный осмотр кабины и снова вернулся к прерванным размышлениям - что предпринять в сложившейся ситуации. Перебрав скудные варианты, сам того не замечая, соскользнул в воспоминания.

Она подросла, вытянулась. Несколько фотографий Гриф нашел на ее страничке в «Одноклассниках». На всех фото Танюшка улыбалась и казалась счастливой. Грифу очень хотелось думать, что так оно и есть. Он долго смотрел на ее снимок в полный рост. Всматривался, искал разницу между левой и правой ногой, подспудно под тканью спортивных брюк видел лиловые послеоперационные швы, стягивающие и обезображивающие юную плоть. Подумал, может, потому она и носит брюки, чтобы их скрыть? В то же время поражался, какая она стройная и красивая.

Со сдержанной гордостью, осознавал, что в этом и его заслуга. А потом мысли вильнули в другую сторону, как это случалось в последнее время частенько. Перед внутренним взором, словно по безоблачному небосводу с ярким солнцем в зените, который он видел лишь в прошлой жизни, поползли серые, мрачные тучи с лицами тех, кого он отдал на заклание зоне ради ее счастья. Умиление от созерцания дочери растаяло, на душе стало скверно и гадостно. Он постарался разогнать темноту, которая в его мыслях всегда, словно тень, шла за Танюшкой. Он с поспешностью стер оба воспоминания, словно боялся, что одно запачкает другое.

Гриф снова вернулся к приборной панели. Зацепился за тумблер, перепрыгнул на пыльный круг со стрелкой, соскочил на черную кнопку. Попытался вернуться к ситуации, но думать, в принципе, было уже не о чем. Все, что мог, он уже передумал, оставалось только ждать. Мысли снова потянулись в воронку, закручиваемые невидимым смерчем навязчивости.

На одной из фотографий Танюшка стояла между Светланой и плюгавеньким мужичонкой. Его рука лежала на плече девочки. Все они улыбались, были загорелыми, одеты по-летнему, а за их спинами виднелись бескрайние водные просторы и пальмы. Из комментария становилось ясно, что Танюшка с семьей проводит каникулы на Кубе.

Вспоминая этот снимок, Гриф испытывал какую-то тянущую глубинную боль. В груди начинали разгораться, раздуваемые ветерком утраты и какой-то исковерканной несправедливости, тлеющие угли ревности и еще чего-то нехорошего. Он понимал, что они считают его погибшим. Он лично приложил все усилия, чтобы они так думали. Понимал, что прошло много времени. Понимал, что для Танюшки так будет лучше и Светлане легче воспитывать дочь. Понимал, что, судя по снимку, им с этим плюгавеньким хорошо. Лицо у него не злое. Ну и что с того, что он тощий, как дрищ, и лысый. Все это Гриф понимал, но, помимо воли, испытывал чувство, от которого избавиться было выше его сил. Он ощущал не предательство, но что-то близкое к этому.

«Я все, отломанный ломоть, - думал сталкер, - они там, я здесь. Я сам себя зарыл в могилу. Чего я ждал? Не надо мне к ним примазываться. Я мертвец, а им жизнь надо строить. Теперь мы с Явой вдвоем. У меня никого нет, у него никого, тут наша грядка, на зоне. И деньги… Не надо им высылать. А то заподозрят еще чего. Не надо болячки бередить и давать ложные надежды. Умер, значит умер. Потом, может, когда учиться пойдет, проявлюсь разок, оплачу и снова сгину. Если, конечно доживу, - Гриф мысленно усмехнулся. - Хотя, почему, доживу. Вот вернемся с Явой, в тот же день попрошу Гейгера открыть в банке специальный счет. Черт, не забыть бы. Память дырявой становится. Да, так и сделаю», - Гриф закивал своим мыслям.

«Папочка, папуля, как тебя люблю я», - в начавшей седеть, исполосованной шрамами, неаккуратно стриженной в местной парикмахерской голове сталкера зазвучал самый дорогой в мире голосок. Поневоле сталкер заулыбался. Сколько лет прошло, а он звенит, как тогда, - весенним ручейком, звонко так, хрустально…

----------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------

В смотровой люк вплыла рожа. От неожиданности Гриф дернулся, схватился за автоматическую винтовку. Сердце пропустило удар, а затем забарабанило. Из темного вытянутого пятна с едва угадываемыми углублениями на месте глаз, буграми вместо носа и скул, из свисающих нитей волос стало проступать худое, изможденное, определяемое с трудом, но все же лицо. Вот пошевелились, блеснули в темноте глазные яблоки.

Пережив мгновенный приступ страха, сталкер быстро взял себя в руки. «Оно… эта тварь живая. Туман ее не сожрал. Значит, можно выбираться и вытаскивать Яву». Гриф наклонился и дернул рукоятку, отпирая замок. Он намеревался резко открыть люк и сбросить мутанта на пол, а потом добить, размозжив прикладом черепную коробку. Но плавная дверь нисколько не изменила своим принципам. Пока она открывалась, существо, похожее на человека, ловко цепляясь за выступающие детали, переместилось за спину робота.

Из-за железного плеча на Грифа смотрели широко раскрытые, дикие глаза. Сталкер хотел пристрелить мутанта, но передумал. Резкий, громкий звук мог приманить тварь куда опаснее этой.

Не выпуская из вида нечто, обладающее достаточным соображением, чтобы не нарваться на пулю, Гриф спустился по опоре на бетонный пол мастерской. Бесшумно ступая, постоянно озираясь, направился к лестнице в тоннель. Человекоподобный мутант оставался на месте и, не моргая, большими глазами следил за сталкером. Грифа это нервировало. В любой момент он ожидал нападения, жуткого вопля или еще какой выходки.

- Туда нэйзя, - донесся протяжный то ли шепот, то ли глухой утробный голос. Слова прозвучали так, как будто речевой аппарат говорящего был неприспособлен к воспроизведению человеческой речи либо поврежден.

Гриф резко обернулся, взглядом вцепился в существо, прячущееся за