Фантастика 2025-51 - Антон Лагутин

Мэри не дослушала девицу – наотмашь отвесила ей пощёчину.

– Дурой ты родилась, дурой и помрёшь, – в сердцах произнесла монахиня уже тише. Девица так и стояла недвижимо, только моргала часто-часто. – А ну-ка, сымай эту свою клятую шаль, надевай плащ и пойдём-ка со мной. Покажу тебе одну такую дурёху… И покуксись у меня тут, покуксись! Я и не так задам! Ишь, актрисой… в ночь прийти… Вот мерзопакостный кобель, ужо я ему задам…

Бросив на меня настороженный взгляд, но не переставая причитать, сестра Мэри подхватила всхлипывающую девицу под локоть и буквально поволокла её за собою – бедняжка едва успевала ноги переставлять.

– Святые Небеса, – вырвалось у меня еле слышно.

Отец Александр виновато покряхтел – и произнёс вполголоса смущённо:

– Вы плохого не думайте, леди Виржиния. Мы тут детей не поколачиваем… Просто очень уж у сестры Мэри за Флоренс сердце болит. Мать-то Флоренс тоже из нашего приюта была, – ещё тише признался он и скосил на меня глаза. – Да Мэри за ней не уследила. Та в четырнадцать лет возьми да и окажись, это… на сносях, – неуклюже закончил он.

– Тоже актрисой хотела быть? – негромко спросила я. Сердце у меня отчего-то сжималось.

– Певицей, – ворчливо отозвался он. – Оперной. Ей хремпрессарио кривозубый голову задурил. А она возьми и помри потом родами… Её так же звали, леди Виржиния, – добавил он надтреснутым голосом. – Флоренс. И волос у ней тоже светлый был… А, что я вам говорю. Пойдёмте за Лайзо. Его, небось, дети уже совсем уморили. 

Отец Александр развернулся и медленно пошёл через холл, сгорбив плечи и немного прихрамывая. Я смотрела ему в спину и чувствовала, как под платье пробирается сырой, затхлый холод. Истории Флоренс и Мадлен Рич были похожи, как два отражения одного человека в разных кривых зеркалах. А сколько ещё таких девочек попадало в сети большого города…

Задумавшись, я не заметила, как мы добрались до большой тёплой гостиной, где Лайзо развлекал детей. «Уморённым» он, вопреки опасениям отца Александра, не выглядел. На плечах у него сидела совсем маленькая девочка, отдалённо похожая на меня – с гладко зачёсанными волосами цвета кофе и серо-голубыми глазами. Лайзо сосредоточенно рисовал что-то в альбоме цветными карандашами, которые Мэдди подарила приюту ещё в прошлый раз. На том же столе, поджав ноги, сидел мальчик лет шести, черноволосый и смуглый, и сосредоточенно закрашивал что-то жёлтым цветом в углу листа. Остальные дети толпились вокруг – кто-то улыбался восхищённо, кто-то взахлёб просил добавить «башенки» или «дерево вон тут», кто-то просто молча наблюдал, уплетая пирожок, а Лайзо умудрялся отвечать каждому ребёнку, не прекращая рисовать:

– Башенку? Тут? Сейчас дорисую. А какую крышу сделать? Мост, говоришь? Будет мост…

А я внезапно вспомнила, как отец отсылал меня из кабинета со словами: «Иди, поиграй, я занят. И не беспокой леди Эверсан, у неё мигрень».

Конечно, тогда мне это не казалось ужасным. Ведь все дети, которых я знала, росли под присмотром нянек и гувернанток. Наоборот, было удивительно, что леди Милдред так часто проводила время со мною. А визиты с отцом к маркизу Рокпорту и вовсе становились волшебным праздником… Но сейчас это «я занят» вместо «побудь со мной» и «леди Эверсан» вместо «мама» казалось мне таким пронзительно… холодным? Болезненным?

Пожалуй, и то, и другое.

– Я… подожду на улице, – вырвалось у меня. – Что-то голова кружится. Мистера Маноле не торопите, пусть дорисует.

Растерянно улыбнувшись отцу Александру, я вышла из комнаты с неприличной поспешностью. Почти не осознавая, как, выбралась на улицу и замерла на крыльце.

С неба сыпал, как через сито, мелкий дождь, колючая водяная взвесь; он налипал на лицо маской, и кожа немела. Голые ветки яблонь зябко тянулись к сумрачному небу – чёрные, изломанные; ветви плакучих ив беспомощно клонились к земле, и с каждым порывом ветра слегка раскачивались, словно пытаясь себя обнять – так же, как раскачивались и обнимали себя душевнобольные. От Смоки Халоу отчётливо тянуло гарью, и весь Бромли, смутно угадывающийся за дождевой пеленой, напоминал заброшенное, отсыревшее по осени пожарище.

– …Виржиния?

Я вздрогнула и обернулась. Лайзо отдёрнул пальцы от моего плеча, как вор, застигнутый на месте преступления, но не отвёл взгляда, а посмотрел мне прямо в глаза.

– Мы же договорились, что вы не будете пока звать меня по имени, – напомнила я и попыталась улыбнуться, но губы не слушались.

– Вашего чудовища пока нет рядом, значит, можно и не бояться расплаты, – ответил Лайзо неожиданно серьёзно. – Что с вами, Виржиния? Вы в последнее время – что то пёрышко. Куда ветер дунет, туда и летите – то к печали, то к радости.

– А раньше было иначе? – На сей раз улыбнуться уже почти получилось.

Вместо ответа он легонько дотронулся кончиками пальцев до моей щеки. Я вздрогнула – прикосновение было огненным. Мы стояли и смотрели друг на друга – кажется, бесконечно, и даже тихий скрип двери не мог заставить меня очнуться от странного полузабытья.

– Я хочу, чтоб вы на меня полагались, Виржиния, – произнёс Лайзо вдруг негромко, но ясно. – Без уловок и масок. Мне ничего взамен не надо, правда.

– Когда люди говорят, что им ничего не надо взамен, это значит, что им нужно всё без остатка, – откликнулась я механически, вспомнив слова леди Милдред, и тут же сама смутилась. – Впрочем, довольно. Мне пора в кофейню. Извольте пройти к автомобилю.

Прозвучало это настолько неестественно и смехотворно, что Лайзо не выдержал и фыркнул, да и я сама улыбнулась – наконец-то искренне.

Уже подъезжая к «Старому гнезду», я спохватилась и поинтересовалась, что такого Лайзо рисовал в приюте. Он коротко ответил: «Дом», но пояснять ничего не стал, а расспрашивать мне было неловко.

«Дом».

Звучало, как мечта – не моя.

… – А о чём ты мечтаешь? Тоже актрисой быть?

Голос звонкий и немного манерный. Тень на стене изящно изогнута; над ней парит призрачный венец, принцессина корона, и капли на отсыревшей стене переливаются жемчугом.

Вторая тень, изломанная и тонкая, качает головой:

– Не-а. – Голос её другой, более глубокий, и есть в нём нечто пленительное – изобилие оттенков, полнота и скрытая страсть. – Нужно оно больно, актёрство это. Морока одна. Я дом хочу свой. Вот скоплю денег и куплю. Во дворе посажу пионы и жасмин,