Фантастика 2025-159 - Алексей Небоходов

К счастью, что Митька, что Оксанка с Егоркой были слабенькими одаренными — видать, сказалась кровь матери — и они сумели прибиться к одной из банд.

Банда называлась «Тринадцать», и для того, чтобы туда попасть, нужно было дождаться, когда появится вакантное место.

И это, пожалуй, был единственный раз, когда Митьке повезло — на момент их прихода Тринадцатые зализывали раны после столкновения с Шипами.

Их небольшую семью с тремя слабенькими одаренными приняли чуть ли не с распростертыми объятьями.

В банде, к слову, они прижились. Митька с его Водным хлыстом, стал боевиком, Оксанка взяла на себя обязанности повара, а восьмилетний Егорка старательно делал простенькие амулеты с защитой от дождя, которые они потом продавали на пасмурных улочках столицы.

За те три месяца, что их маленькая семья провела в Колизеевском, Митька дрался бессчетное количество раз, и каким-то чудом избегал серьезных травм. Даже когда они штурмовали убежище Шипов.

Сколько человек погибло от его рук Митька старался не вспоминать, но точно знал это количество.

Пятнадцать.

Убийца его отца и четырнадцать Колизеевских беспризорников, познакомившиеся с его Водным хлыстом… Впору сойти с ума, но Митька знал, что на это он не имеет права.

По крайней мере, до тех пор, пока не отыщет свою мать.

К тому же, в последнее время все вроде как начало налаживаться:

Они стали полноправными членами Тринадцати, и все в банде признали их полезность — раз.

Митьке удалось выследить убийцу своего отца и отомстить, воткнув пьяному матросу его же кортик точно в печень — два.

Он сумел узнать, что мать была похищена османскими контрабандистами со шхуны «Джесур» — три.

Ему даже удалось скопить настоящее состояние по меркам Колизеевских — шесть серебряных рублей — и Митька всерьез подумывал, чтобы взять своих и устроиться юнгами на какое-нибудь торговое судно, идущее в Османскую империю, как случился Передел.

Переделом назывался кровавый бой всех против всех — таким образом две крупнейших банды Колизеевского — Волки и Гладиаторы — не давали остальным войти в силу.

Официально Передел предоставлял каждому занять место, согласно его силе, но все прекрасно понимали, что Волки и Гладиаторы таким образом избавляются от конкурентов.

И на этот раз, кто бы сомневался, не повезло его банде…

Драка была страшной, и Митька впервые за все время перестал ощущать прохладу своего источника.

Они сумели отбиться от Волков, потеряв семерых своих, но все прекрасно понимали — это ещё не конец.

Днем молодежные банды предпочитали отсыпаться, зализывать раны или ходить на промысел. А вот с наступлением ночи начиналась вольная охота.

И сегодня Волки доделают то, что им не удалось прошлой ночью.

Митька посмотрел на оставшихся членов банды и вздохнул.

Основной костяк Тринадцатых героически погиб ещё вчера, и сейчас он был самым старшим. Если бы не его Водный хлыст, то Волки дожали бы их вчера и захватили их убежище — старый домик лесника.

Всего их осталось шестеро — сам Митька, сестренка Оксанка, братишка Егорка, Василь, Алла и Женёк.

Василю, сильнейшему боевику банды, вчера хорошо досталось — сломанные ребра, разбитая голова и колотая рана в животе.

Алла, девушка основателя Тринадцатых, лежала рядом — ночью пропустила удар копьем и сейчас хрипела, чудом дыша пробитым лёгким.

И лишь Женёк, будучи неплохим вором, был цел и здоров. Вчера он хоронился в тенях, нападая на Волков со спины.

От полного разгрома их спасло только незнание Волков, что Митька больше не сможет создать ни одного Водного хлыста.

— Идут, — шепнул Женёк, приникший к земле ухом. — Не стали дожидаться, когда окончательно стемнеет.

— Идут, — эхом, откликнулся Митька, сжимая верный кортик. — Женёк, я отвлеку их на себя, а ты уходи сам и уведи Оксану с Егором.

— Некуда уходит, брат, — вздохнул вор. — Мы тупо не дойдем до забора. Сам знаешь, как к нам относятся остальные. Да и Зуб ясно дал понять своим шавкам, что без наших голов им лучше не возвращаться.

И действительно, Тринадцатых в Колизеевском недолюбливали. За то, что жили чуть лучше, чем остальные, за то, что держались друг за друга, за то, что старались оставаться людьми.

Что до главы Волков, то Жора Зуб никогда не любил Тринадцатых.

— Тогда постараемся забрать с собой, как можно больше этих псов.

Митька старался не смотреть на стоящих за его спиной Оксанку и Егорку. Страшно подумать, что с ними будет…

— Сам-то поди, как обычно, сидит в «Гедонисте» и ждет пока его шавки сделают всю грязную работу.

— Жаль, — вздохнул Митька. — Я бы его…

— Постой-ка… — Женёк снова приник к земле. — Как будто Волки с кем-то дерутся! Это… взрослые! Одаренные!

— Стража? — нахмурился Митька, в глубине души которого, шевельнулась слабая надежда.

По сравнению со смертью дом призрения уже не казался чем-то ужасным.

— Может быть, — протянул Женёк, — но вряд ли. Слишком сильные. Постой-ка… Идут к нам!

Митька посмотрел на умирающих от ран Аллу с Василем, на свою родню и на всегда жизнерадостного Женька.

— Пусть идут, — произнес он, выходя из убежища навстречу идущему к ним Воину. — И, если в этом мире есть хоть капля справедливости, пусть нам повезет. Хотя бы чуть-чуть.

Интерлюдия 2. Трактир «Гедонист».

Вера работала разносчицей столько, сколько помнила себя.

Сначала она помогала маме уносить со столов грязную посуду, потом подметала полы и складывала салфетки, а затем и сама стала принимать заказы и разносить блюда.

Старый хозяин позиционировал свой трактир, как семейное заведение, и гости всегда умилялись, глядя на трудолюбивую и старательную девчушку.

«Гедонист» был для Веры родным домом, а маленький, но дружный коллектив настоящей семьей.

И Вера, превратившись из нескладной девочки в стройную девушку, и не думала отсюда уходить.

В свои четырнадцать лет со своей миловидной внешностью и опытом работы она могла с лёгкостью устроиться в лучшие ресторации Петербурга, но она всей душой любила «Гедониста».

Это место прочно ассоциировалось у неё с любовью. С любовью к еде, к людям, к жизни.

Да и сама она была любимец трактира. «Солнышко», «Лучик солнца», «Счастьюшко» — как её только не называли!

И действительно, она с легкостью находила общий язык с любым человеком, а посетители в её присутствии расслаблялись и забывали о житейских невзгодах.

А уж когда от тяжелой болезни слегла её мама, «Гедонист» и вовсе стал для Веры единственным пристанищем.