Кошка в светлой комнате - Александр Бушков

– Что? – быстро спросила Кати. – Опять осложнения?

– Теперь никаких, – сказал я. – Никто за мной негоняется, скучно даже с непривычки.

– Где ты?

Я описал ей ближайшие дома и воздвигнутую посредитреугольного газона абстрактную скульптуру сомнительного достоинства, похожуюна захмелевшего удава, защемившего хвост в мясорубке и теперь старавшегосявысвободиться. Этакий Лаокоон навыворот.

– Порядок, – сказала она. – Это близко, я до тебяпешком добегу. Никуда только не уходи.

Я пообещал не уходить, вернулся в машину и стал ждать.Буквально через минуту она, запыхавшись, вылетела из-за угла в сопровождениискакавшего впереди Пирата, одетая точно так, как в день нашего романтическогознакомства, то есть вчера. Я посигналил, потому что она стала растерянноозираться, и открыл им дверцы. Псина привычно, по-хозяйски влезла на заднеесиденье, дружелюбно ткнула меня мордой в затылок и улеглась, свесив переднююлапу. Кати села рядом со мной и сразу же углядела, глазастая, распухшую нижнююгубу и пораненные руки:

– Опять ухитрился во что-то влипнуть?

– Да вроде того.

– А где машину взял?

– Досталась в наследство…

Не сводя глаз с бедолаги удава, я рассказал ей все, чтопроизошло с той минуты, когда мы вчера днем расстались. Она слушала, положивподбородок на сплетенные пальчики, любопытство в глазах сменялось страхом,страх недоверчивым раздумьем.

– Но этого не может быть.

– Ну да, – сказал я. – «Еще ни один человек неоставался в живых…» Капитан Ламст, цитата две тысячи триста. А разве кто-нибудьпробовал? Привыкли вы, черти, к сложившимся порядкам, не приходит вам в голову,что это не порядки, а затянувшееся недоразумение…

– Исследовательская работа велась и ведется.

– Значит, не с того конца подходили.

– Почему? Собственно говоря, ничего нового ты не открыл. Мызнаем, что вурдалака можно привести в шоковое состояние именно так, как этосделал ты. Это обнаружили довольно давно.

Дальше они и не могли пойти, сообразил я. Это я знал, что внастоящем большом мире никогда не было вурдалаков, а им, не ведающим своегопроисхождения, замкнутым в заколдованном месте, над которым и солнца-то нет, непонять, что вурдалаки – противоестественная нелепица. Самим им не справиться,им просто необходим человек, знающий, что мир не ограничивается всякими тамМохнатыми Хребтами и Ревущими Холмами, а человечество – ими самими. Так чтопрости меня, Панта, я им нужен. Думай обо мне как о нарушителе, я уже не назадании, я сам от себя… впрочем, разве только от себя? Я еще и от них, от тех,про кого мы сегодня не помним даже, как их звали, используем собирательныеобразы…

– Ты знакома со Штенгером? – спросил я.

– Лично – нет, но знаю вообще-то.

– Адрес знаешь?

– Знаю.

– Пистолет с собой?

– Ага.

– Вот и отлично, – сказал я.

Пульсирующий вой сирен. Мимо нас промчалась стая длинныхлегковых машин, варварски разрисованных от руки какими-то спиралями, постнымиликами с огромными глазами, оскаленными черепами и цветными кляксами. Замашинами волочились гремящие связки пустых жестянок. Завывающий, гремящийкортеж исчез за поворотом.

– Эт-то еще что такое? – осведомился я.

– Так… – Она смотрела вслед зло и брезгливо. –Очередное извращение, Штенгер навыворот.

– Антискотство?

– В некотором роде.

– Посмотрим? Очень мне хочется взглянуть, что это такое –Штенгер навыворот.

– Ничего интересного.

– Все равно. Работа у меня такая – смотреть и слушать.

– Хорошо. Только я сяду за руль, ты дороги не знаешь.

Мы поменялись местами и вскоре прибыли на окраину города. Накраю котловины, поросшей нежной зеленой травкой, выстроилось не меньше сотнимашин, а их хозяева столпились внизу, где стоял накрытый зеленым стол и что-тоослепительно поблескивало. На круглой высокой кафедре ораторствовал человек вчерном.

Мы не без труда протолкались в первый ряд. Большинство здесьсоставляли пересмеивающиеся и перемигивающиеся зеваки, но ближе, у самогостола, выстроились полукругом мрачные люди, десятка два, в белых холщовыхрубахах до пят, простоволосые. Глаза у них были загнанно-пустые, сами онинапоминали фанатиков зари христианства, какими я их себе представлял. Наоратора они смотрели, как на живого бога. Сверкающий предмет оказался жбаном,надраенным до жара. Из него торчала длинная ручка блестящего черпака.

Оратор снова заговорил, и я навострил уши. Был он высокий,здоровенный, откормленный, с ухоженной бородищей и расчесанными патлами нижеплеч, в шуршащей черной мантии с массивным медальоном на груди. Медальонизображал череп. Кафедру окружали крепкие парни, бросавшие по сторонам цепкиеподозрительные взгляды. Куртки у них знакомо оттопыривались. Как я подметил,они больше смотрели на склоны котловины, чем на толпу.

– Все хаос, – зычно и уверенно вещал проповедник. –Какого-либо организующего разумного начала в нашем мире нет. Поисками порядка,закономерности, хотя бы ничтожного здравого смысла занимались лучшие умы. Ониничего не достигли, и вы все это знаете. Вам всем известно, что наш мирпредставляет собой сгусток хаоса, созданный неизвестно кем неизвестно какнеизвестно ради чего. Ваша жизнь бесцельна, вы – манекены, живущие по инерции,подстрекаемые лишь примитивными инстинктами размножения и утоления потребностейжелудка. Вы знаете, что я прав, вы сами пришли к тому же выводу…

Он говорил долго и убедительно. Надо отдать ему должное – онвсесторонне исследовал жизнь континуума и совершенно справедливо считал, чтоэтот мир – досадная нелепость, необъяснимая ошибка. Талант исследователя у негобыл, и витийствовать он умел.

– Будьте настоящими людьми! – загремел он, орлинымвзором озирая паству. – Наберитесь смелости оборвать ваше бессмысленноесуществование жвачных животных. Победите страх. Решительно, как подобаетмужчинам, уйдите, хлопнув дверью. Обманите рок. Натяните нос тому, кто обреквас на жалкое прозябание!

Он взмахнул руками, сошел с кафедры, взялся за ручку черпакаи выжидательно посмотрел на толпу. Толпа безмолвствовала. Кое-кто сталпробираться подальше от стола.

– Сам и глотай! – крикнули у меня за спиной.

– Делать ему нечего! Жратвы навалом, вот и бесятся!

– Острые ощущения ему подавай!

– В ухо бы ему, да куда там, вон как вызверились,мордовороты…

Тем временем кто-то в холщовом подошел к столу, схватилобеими руками торопливо протянутый проповедником черпак, глотнул, захлебываясь,заливая рубаху на груди густой зеленой жидкостью. Короткая судорога скрючилаего тело, он осел на землю и больше не шевелился. Движение в толпе усилилось,она таяла, как воск на солнце, люди торопились к автомобилям. Холщовыевереницей тянулись к столу, один за другим припадали к ковшу, один за другимпадали на мягкую траву, солнца в небе не было, смотреть на это не хватало сил,они шли и шли, пили, падали…