Стройотряд - Юрий Симоненко

– Ну что, Серый, поехали?

– Поехали, тёзка! – ответил Сергей. – На восток…

– Прочь беги, пока хватает сил, беги

На восход, в сад живо-о-о-ой…[20] – послышалось в гарнитурах у мертвецов. Это Лёха, уже тронувший с места свою машину, снова распелся.

***

Солнце в звёздном небе давно перевалило зенит и клонилось к закату, проделав две трети послеполуденного пути. Однако на освещённости однообразного равнинного ландшафта это никак не сказывалось, только у редких невысоких холмов да у раскиданных тут и там крупных камней появились и стали вытягиваться угольно-чёрные резкие тени…

Из-за практического отсутствия на Марсе подобного земному атмосферного слоя с его защитными и рассеивающими свет свойствами, оно, солнце – как, к слову, и звёзды – здесь всегда светит с одинаковой силой (примерно на треть ярче, чем на Земле), – хоть утром, едва выскочив из-за горизонта на востоке, хоть в полдень, хоть вечером, перед тем как юркой белкой заскочить обратно за горизонт, но уже на западе. Да-да, на Марсе не бывает долгих упоительных зорь. Всё происходит очень быстро, как любовь в юности – раз-два и готово! Лишь окрасит на пару минут тонкую кобальтово-синюю полоску атмосферы у самого горизонта лазурью или даже аквамарином, и конец представлению. Ко всему стоит добавить и то, что любоваться закатами на Марсе незащищёнными специальным стёклами глазами, как это тысячелетиями делали на Земле влюблённые, романтики и простые бытовые эстеты, просто больно физически (к слову, как и восходами). Окажись на Марсе парочка влюблённых (в скафандрах, разумеется), им бы пришлось попросить у наших мертвецов их жёлтые очки, – мертвецы бы дали, ведь мертвецы – народ нежадный.

А вообще, даже если бы живой человек мог существовать здесь вот так, как могут мёртвые, без тёплого скафандра, мог ходить по радиоактивным пескам и вдыхать углекислоту, он бы очень скоро впал в такую депрессию, что стал бы искать осину или, хотя бы, пальму, чтобы на ней повеситься. Не найдя ни единой коряги, он отправился бы к ближайшим горам или каньону, и там, после безуспешных потуг напоследок исторгнуть в неполноценный ублюдочный воздух страшные глухие проклятия этому миру, бросился бы в пропасть. Но мертвецы не таковы. Мертвецов унылость пейзажа нисколько не пронимала. Поэтому они, мертвецы, строили здесь город для живых, в котором будет и чистый земной воздух, и пусть ненастоящее, стеклянное, но голубое небо, будут красивые улицы с витринами, будут сады с фонтанами и цветущими яблонями, будут стрекотать на заросших буйной травой газонах кузнечики и щебетать в кустах и ветвях деревьев птицы. Всё это обязательно будет здесь, на этой унылой пыльной планете, богатой полезными ископаемыми, которые будут добывать довольные жизнью живые люди.

…Итак, близился вечер и солнце клонилось к закату… Багги бодро катил по равнине, объезжая приросшие непроглядными тенями холмы, заполненные пылью низинки, трещины и мелкие кратеры – местные «водоёмы», в которых можно и утонуть, если по неосторожности в них заехать. По небу на высоте восьмидесяти метров выписывал шестикилометровые петли дрон, направляемый мёртвой рукой Сергея. Пейзаж вокруг был однообразен и уныл настолько, насколько он бывает таковым только на этой красно-коричневой планете.

Где-то за горизонтом, в сорока километрах западнее ехали Андрей Ильич с Лёхой. Всё у них было в порядке. Очень может быть, Лёха развлекал напарника анекдотами и баснями, или тихо пел себе под нос старые песни, а быть может и молча крутил баранку, не отвлекая товарища от управления дроном. Каждую четверть часа от Андрея Ильича поступали доклады, содержание которых оставалось неизменным: «У нас ничего». Сергей не сомневался в том, что старый мёртвый опер, изловивший за годы службы великое множество уголовных элементов, был предельно внимателен и не мог упустить треклятый корабль американцев.

Связь была устойчивая. Легко парившие в жидком небе гексакоптеры беспрепятственно обменивались радиосигналами, поскольку всё время находились в зонах прямой видимости друг друга. Несмотря на свои немалые размеры – почти три метра в поперечнике – весили эти громоздкие на вид устройства меньше килограмма, если по-земному, а здесь так и вовсе – совсем ничего, триста двадцать восемь граммов. Собственно, вес беспилотников и стал причиной установленного конструкторами ограничения полётной высоты в сто метров. Сделано это было из соображений безопасности: несмотря на более-менее одинаковую плотность марсианской атмосферы на высоте до нескольких километров[21], вверху дрон могло подхватить воздушное течение и либо попросту унести лёгкую машину за горизонт, либо сделать её неуправляемой. В обоих случаях это привело бы к крушению, с той лишь разницей, что в случае первом вероятность отыскать обломки беспилотника оказалась бы сильно меньше, чем во втором. Поэтому на Земле и решили, что сотни метров будет вполне достаточно. Разработанные специально для Марса высокооборотные электродвигатели с более крупными, чем у земных дронов, винтами могли бы поднять эти высокотехнологичные машины хоть на километр, хоть на пять, но лазерные дальномеры и атмосферные датчики исправно сообщали управляющим контроллерам соответствующие параметры, и едва расстояние до поверхности превышало установленный конструкторами максимум, или уменьшалась плотность воздуха, подъём прекращался. Оптика установленных на дронах видеокамер была мощнá настолько, что в условиях разреженного марсианского воздуха легко позволяла увидеть мышь за десять километров, если бы таковая здесь водилась… Эти «птички», как их обычно называл Сергей, пусть и далеки были от своих земных боевых собратьев, умевших видеть в темноте, со снайперской точностью стрелять пулями, минировать местность, скидывать на головы врагам осколочные гранаты и газовые бомбы и проделывать другие убийственные фокусы, тем не менее, умели многое, и режим ретрансляции был одним из самых простых их умений. Но с учётом отсутствия в марсианской атмосфере ионизированного слоя, способного переотражать радиосигналы, а также беспощадной близости горизонта (всего-то три с половиной километра), умение это, превращавшее каждую «птичку» в мобильную радиовышку, было крайне полезным.

– Скоро стемнеет… – произнёс Майор, не отводя сосредоточенного взгляда от дороги.

Длинные тени от камней и кочек лежали подобием шпал тут и там повсюду поперёк их пути. Тени отбрасываемые холмами и горками Майор объезжал, потому, что чернота этих теней была практически абсолютной, – в них нельзя было ничего разглядеть, и окажись там кратер, или дыра, подобная вчерашнему «афедрону», они бы, не разбирая дороги, въехали туда.

– Да, – сказал Сергей, едва качнув головой – скоро…

Майор быстро взглянул на товарища. Лицо того, освещаемое спустившимся к горизонту солнцем, с теневой – то есть его, Майора – стороны было