Зови меня Лео. Том I - Ростислав Левгеров

– Там, где мы пойдем – не повяжут, милая Лео. Там владения Буна.

– Ты можешь обойтись без этого твоего: «милая Лео»? Нечего меня миловать! Или клинья подбиваешь?

Но мои инопланетные (или вневременные?) лексиконы с толку его не сбивают. Схватывает на лету!

– Ничуть, – отвечает Дантеро. – Ты, конечно, очень привлекательна, я бы даже сказал, магически притягательна, и безусловно сделаешь честь любому мужчине, но я не из тех, кто сразу так готов волочится за первой попавшейся юбкой. Мое обращение – просто дань вежливости, ничего более.

Вот как можно в одном предложении уместить комплимент, заставляющий трепетать твое сердечко, тут же ошалавить банальным «волочиться за первой попавшейся юбкой», а в довершении окатить холодком? Я просто вежлив с тобой, не воображай себе…

Скотина.

– А, называй как хочешь.

Проходя по рынку – тому самому, где я вчера была, – у одного торговца восточной наружности Дантеро покупает горсть конфеток, завернутых в бумажный пакет.

– Угощайся, – говорит он, глядя на меня и слегка улыбаясь. – Миндаль в сахаре. Очень вкусно.

– Да иди ты!

– Ну как знаешь! А я отведаю.

– Ладно, давай, – из упрямства, а также из любви к сладостям, выхватываю у него пакет и отправляю в рот пару орешков. А и правда вкусно!

– А мне? – немного теряется он.

– По губе, – отвечаю и коварно улыбаюсь ему.

Дантеро покупает себе еще пакетик.

– Кажется, что стоит только прикоснуться к тебе – и тут же уколешься, – тихо и как будто меланхолично говорит он. – Я начинаю влюбляться, милая Лео.

– Ты так говоришь, будто это нечто плохое.

– Я в каком-то смысле провидец. И провидение подсказывает, что эта любовь не принесет мне счастья.

Останавливаюсь. Что-то в его голосе трогает меня. Какая-то тоска, что ли? Смотрю на него и наши взгляды соприкасаются. Определенно, в парне есть глубина. Нет, а что…

Но я сразу взъерошиваюсь. Ты дура, Насть? Это же пикапер каких поискать. Опомнись!

– Так, Данте, ты меня утомляешь, – говорю я, сунув ему пакетик и отряхивая руки от сахарной крошки. – Лучше расскажи мне о чем-нибудь полезном.

Тем временем мы минуем рынок. Следуем по небольшому уютному кварталу с ювелирными лавками. Всюду странные надписи на дверях и досках, прибитых к стенам: «Настоящее золото с горных выработок! Не ребис, совершенно безопасно!», «Кольца из кускового серебра, минералы натуральные, всё настоящее, не мистериум», «Принимаем заказы на украшения, работаем только с подлинным аурусом и аргентумом, дорого, для ценителей», «Скупаем ценный метал. лом, ребис и прочие поделки из мистериума не предлагать» и так далее.

– Что не так с этими самыми ребисом и мистериумом? – спрашиваю я. – Если не ошибаюсь – это названия философского камня?

– Совершенно верно, милая Лео. Это всё философский камень. Существуют несколько разновидностей камня. Так, например, ребис и мистериум отличаются, но для обывателей это одно и то же.

– Ребис что такое?

– Ребис – превращенное вещество. Как ты понимаешь, тут без пресловутого философского камня не обойтись. Он участвует в процессе. Но обычно хватает одной щепоти.

– Сера в золото?

– Ты имеешь в виду сульфур? – смеется он. – Нет, милая Лео, сульфур – это нечто иное. Сульфур с меркурием – компоненты магических таинств. Вообще это сложная наука. Но мысль верна. Можно превратить простое железо в золото. Чаще всего так и делают.

– А ты не только лекарь, но и алхимик?

– Часто это одно и то же.

– Однако! Но философский камень может быть опасен?

– Весьма опасен, – наставительно подтверждает он. Вот она, еще одна ипостась Дантеро-красавчика – занудство. – Три года назад он вызвал вспышку дотоле неизвестной и крайне необычной болезни, известной как «песте магистериум», или магическая чума. Куча народа сошла с ума. Половина умерла, другая отправилась в «норы», или, что еще хуже, в «катакомбы». С тех пор, следуя декретам церкви, запретившей философский камень, каждая уважающая себя ремесленная артель считает своим долгом, по крайней мере внешне, отмежеваться от запятнавшей себя субстанции. Но на деле все продолжают иметь с ним дело.

– Понятно, – говорю я и выкидываю в реку коробочку, подаренную Дантеро. Мы как раз проходим по набережной, мимо угрюмых двух- и трехэтажных каменных домов, смахивающих на работные дома, как в гравюрах Доре, или на тюрьмы. Невеселое место.

– Зачем? – хмуро спрашивает он. – Моя мазь безопасна и испытана – мы же с Лизэ сказали тебе! Знаешь, сколько трудов надо приложить, чтобы создать такое? Я сделал тебе подарок от всей души. Бескорыстно! А ты?..

Я пожимаю плечами.

– Нечего мне всякую наркоту впаривать. А пальчики и так пройдут, не впервой.

Дантеро какое-то время борется с гневом, но справляется. Замыкается, сует руки в карманы. Единственно, кивает мне, предлагая следовать за собой.

Ой-ой-ой, так и обиделся! Ну и хрен с тобой, красавчик!

Подходим к бедняцкому кварталу. Не сказать, что тут совсем уж убого, видала и похуже, но всё равно тесно, удушливо, грязно, криво, косо, замусоренно, изношенно, запущенно. Полным-полно праздношатающихся типов. Мимо проносится пузатая мелочь, отощавшие псы прячутся в тени, трусливо полаивая, кто-то блюет, кто-то дремлет, сидя прямо на земле, привалившись к перекошенным заборам, бабы стирают вонючее тряпье в больших лоханях, алкашня тянет заунывные песни, бодая обшарпанные стены.

В одном пустом дворике нас окружают шестеро. Один из них, скуластый крепыш в драной безрукавке, одетой прямо на голое тело, бросает к ногам Дантеро какой-то сверток.

Красавчик бледнеет.

– Ты правильно понял, мерзавец, – говорит крепыш.

– Я тебя предупреждал, Кромта, – оправдывается Дантеро, – что такое может произойти.

– Ты подсунул мне говно.

Вся шестерка пристально следит за целителем, а на меня ноль внимания. В первый раз такое. Хотя, что это я? Свет, что ли, клином на тебе сошелся, Настя?

Чуть отступаю, держа руку на рапире, наблюдаю.

– И что мне сделать, чтобы компенсировать твою потерю?

– Что тебе сделать? – буквально заходится от гнева Кромта, выхватывая из пояса кинжал. Остальные следуют его примеру. – О какой компенсации ты говоришь? Ты понимаешь, что я – вот этими самыми руками – вынужден был убить собственную мать?

– Я очень сожалею…

– Я давал ей твои пилюли, гнида, мазал тело твоими мазями, но ничего не изменилось. Более того,