Учитель. Назад в СССР 3 - Аристарх Риддер

— Лучше бы орала. Раз молчит, точно накажет, — с детской обреченностью в голосе печально отвечала Варюха. Затем брала очередное яблоко, и торчала у меня до вечерних сумерек, время от времени заглядывая на своей участок через щелку в общем заборе.

— Молчит? — спустя время любопытствовал я.

— Молчит.

— А если кричать будет? — уточнял я.

— Тогда все…- пожимала плечами Варька.

— Что все?

— Отпустило. Не накажет, — уверяла девочка, вгрызаясь в яблоко.

— Варвара! Домой! — раздавалось со двора бабы Нюры. Но Варька не торопилась бежать по первому зову. Сидя в засаде в кустах смородины, девчушка ждала второго окрика, по которому и определяла, накажут или уже «отпустило».

— Варька, бисова дытына! Кому сказано, домой! Ох, лозина по тебе плачет! Ну, гляди у меня, получишь по первое число! Выпорю, как есть, выпорю! Ступай до дому немедля! — в голосе соседки звучала легкое тревога.

— А теперь что? — пряча улыбку, со всей серьезностью интересовался у малолетней хулиганки.

— Теперь все, — Варька деловито вытирала ладошки о свои замызганные штанишки, поднимала на меня довольное личико перемазанное ягодами. — Можно домой. Отпустило!

И маленькая соседка вприпрыжку бежала к калитке, весело крича на ходу:

— Бабуля-а-а! Я уже иду-у-у!

Покидая кабинет завуча, я чувствовал себя как маленькая Варвара в засаде у забора: лучше б кричала, чем молчала. Честно говоря, я так и не понял, отчего накрыло Зою Аркадьевну, но настаивать на разговоре не стал. Не то время, да и возраст, честно говоря, у меня нынче не тот, чтобы взрослые, пожившие жизнь женщины, с трудной семейной ситуацией изливали мне свою душу. Я для них сопляк, мальчишка зеленый.

Пока мы общались с завучем, начался второй урок. Я подошел к расписанию, отыскал свою фамилию и понял, что катастрофически опаздываю на занятие в пятый класс. География, предмет по профилю Егора Зверева. Ну что ж, пойду знакомиться с малышней.

— Здравствуйте, товарищи! — громко поздоровался, переступив порог класса.

На мгновение многоголосый шум в классе стих, а затем захлопали крышки парт, заскрипели отодвигаемые стулья, ученики и ученицы поднимались со своих мест, чтобы поприветствовать учителя.

— Здрав-ствуй-те! — проорали пятиклашки, блестя любопытными глазенками.

— Здравствуйте товарищи, — повторил я уже потише, улыбнулся и предложил. — Присаживайтесь. Ну что, начнем урок? — продолжил я, дождавшись, когда все усядутся.

— Меня зовут Егор Александрович Зверев, я ваш новый учитель географии.

— А мы знаем! Нам Зоя Аркадьевна сказала!

— А вы к нам из самой Москвы, да?

— А правда, что в Москве сама высокая башня со звездами? И часы бьют?

— Правда. Из самой Москвы. А кто мне скажет, что за город такой Москва? — спросил у притихшего класса.

— Я! Можно, я! — закричали несколько человек, подскакивая на местах.

Лишь одна девочка осталась сидеть, сложив руки на парте, и старательно тянула ладошку вверх. Белобрысая пятиклашка с тонкими косичками и очень серьезным лицом.

— Вот ты, девочка на первой парте, как тебя зовут? — спросил я, улыбаясь.

Девочка немедленно поднялась и встала возле стола.

— Мария Сидоренко, — негромко ответила девчушка.

— Приятно познакомиться, Мария Сидоренко. Что ты знаешь о Москве?

— Москва — столица нашей Родины, — тихим, но отчетливым звонким голоском ответила пятиклассница. — Москва — город Герой. В Москве есть Красная площадь. А часы, которые звонят каждый час, висят на Спасской башне.

Мне показалось, что пятиклашка специально вспомнила про часы, о которых спрашивал кто-то из ее одноклассников.

— Ты, наверное, много книжек про нашу столицу прочитала? — похвалил я.

— Нет, мы туда с мамой ездили на летних каникулах! — с гордостью ответила девочка, окидывая весь класс торжествующим взглядом. — А еще мы с мамой ходили в мавзолей!

— И тебе не было страшно? — удивился я.

— А чего там страшного? — изумилась Маша Сидоренко. — Это же Владимир Ильич Ленин! Он же настоящий!

— Врешь ты все! Не была ты ни в какой Москве! Мамка говорит, вы с тетей Нюрой к тетке в глухую деревню ездили! — выпалил вихрастый пацан, самый крупный среди мальчишек пятого класса.

Маша фыркнула, но даже не оглянулась.

— А еще в Москве есть цирк! И мы туда с мамой ходили! Так такие миленькие маленькие собачки! И красивые девочки, они под потолком по канату ходят. Но мне больше всего понравился дрессированный лев. А дрессировщик был очень маленького роста, как карлик, но лев его все равно слушался. Когда я вырасту, обязательно поступлю в цирковую школу и тоже стану дрессировщиком!

На милом, слегка порозовевшем от возмущения личике Маши Сидоренко красной нитью бежала строка: «Вот тогда ты у меня попляшешь!» Кстати, надо познакомиться с вихрастым пареньком. У себя во дворе я его не видел, когда мы с ребятами готовились к первому сентября. Хотя пятиклашек мы не привлекали. Кажется, был Вовка Скворцов и Ксюша Маленькая, вон они сидят на разных рядах. И только потому что их приводили с собой старшие брат и сестра. Лето, родители на работе, а за младшими нужен глаз да глаз.

— И как тебя зовут, парень? — спросил у пацана. — Спасибо, Маша, все верно ты сказала. Присаживайся, — улыбнулся я девочке.

С достоинством маленькой принцессы девчушка уселась за свою парту, аккуратно расправила платье, подтянула на плечо лямку белоснежного фартука с рюшами, снова сложила руки на столешнице, как самая примерная ученица. И внимательно стала смотреть на мня. Обалдеть. Неужто такие дети бывают? Чтоб вот так вот и целый урок? И отвечать только когда спросит учитель? А перед этим обязательно поднять руку?

Или я просто отвык в своем будущем от этих самых простых и привычных школьных правил: здороваться со всеми взрослыми, знакомыми и незнакомыми, кто пришел в школу по делу. Быть вежливым, встречать учителя стоя, отвечать на вопрос, не выкрикивая, а после того, как спросят? Слушать и записывать. Не перебивать старших…

Да, мы были разными, но ведь воспитывали нас практически одинаково в школе и дома. И ремнем перепадало, и в угол ставили. И никто не помер от психологической травмы после драки на улице. Хулиганы, отличники, троечники и хорошисты, робкие и бойкие, все мы верили учителям и родителям, верили в дружбу, честь и в собственное бессмертие.

Взрослые были для нас непререкаемым авторитетом. Но редко когда взрослые становились