Уходя, закройте двери - Екатерина Соболь

– Ну, закрывай, – приказал он.

– Если у тебя жвачек еще вчера не было, как ты собирался закрыть эту дверь, не разбудив меня? – спросила я.

– Крутился бы поблизости и не давал клановцам выкидывать прохожих, – нехотя признался Антон. – Давай-ка побыстрее.

Под ногами у нас похрустывало, в щель на брусчатке сыпалось каменное крошево от плит мостовой. Я подошла, спокойно закрыла дверь, и она исчезла. Если бы все в жизни давалось мне так просто, как закрытие призрачных ходов неизвестно куда! Антон громко выдохнул – похоже, забыл, как легко у меня получается этот трюк.

– Что это за дворец? – Я ткнула в здание, нависавшее над нами.

– Академия Штиглица.

– Звучит как названия магических школ из сериалов. Тут учат летать на метле?

Антон не улыбнулся. Может, сейчас отдать ему ключи? Правда, тогда он сможет закрывать двери сам, и я сразу потеряю для него оставшуюся ценность, но… Ладно уж, пусть порадуется.

– У меня есть для тебя подарок, – сказала я.

– Лучший подарок ты мне сделаешь, если вернешься к себе домой, – неожиданно спокойно сказал он – даже расхотелось злиться на то, что он опять завел эту волынку.

– Не-не, ты еще не видел, что у меня тут! Это галстук. Шутка. Вряд ли ты носишь галстуки.

Я полезла в сумку, но коробку достать не успела. Что-то замельтешило у меня перед глазами, как мотылек, я дернула головой – и поняла, что это лист с дерева. Дубовый, сухой и желтый. Только очень настойчивый: он нарушал законы физики, кружа вокруг нас, хотя ветра не было. Антон медленно вытянул руку, и лист приземлился ему на ладонь, словно только и ждал приглашения.

– Как он так сделал? – Я вытянула шею и увидела, что прямо на дубовом листке черным маркером было написано: «Сегодня, 10».

Кто-то так оригинально назначает ему свидание? Может, та соседка? Вон ее бабушка уже признает Антона за своего, хоть и не помнит, как его зовут! Впрочем, Антона свидание не радовало: он злобно раздавил листок в кулаке и выкинул пахнущие осенью крошки.

– Поехали в Стражу.

– Но…

– Не сейчас. Вперед.

Лицо у него было такое отчаянное, что я молча пошла за ним к машине.

На городских улицах определенно стало меньше людей – даже сейчас, в утренний час пик, прохожие были редкими, а машины неслись на всех парах, словно пытались как можно скорее попасть в место назначения даже ценой нарушения правил. При виде разрушений, оставленных дверьми, я отводила взгляд. Мне было неловко, словно расшалившиеся дети все поломали, а я – их краснеющая мать.

Но когда мы с Антоном вышли из машины перед зданием Стражи, оно было так же прекрасно, как и прежде: огромная конструкция из стекла и бетона казалась легкой, как елочная игрушка. Правда, одно изменение я заметила, и оно не радовало. Около двери раньше висел красный почтовый ящик, куда люди опускали письма со своими желаниями. Теперь ящика не было. Антон проследил за моим взглядом.

– Велели убрать. – Голос был бесстрастный, но я слышала, что ему больно. – Мы теперь собираем так мало артефактов, что не можем исполнить желания даже тех, кто давно стоит на очереди.

Мы вошли в дверь, которая вела в центральный холл с огромным окном, – и стало ясно, что у Стражи действительно не лучшие времена. Тут больше не пахло мятным средством для уборки, ветер носил по полу мелкий мусор, словно прибираться здесь теперь было некому. Мраморные ступени парадной лестницы потускнели. Я посмотрела на окна кабинета начальника Стражи, выходившие в холл. Оттуда раздавался негромкий джаз: похоже, Павел Сергеевич даже в трудные времена не изменял любви к музыке на виниловых пластинках.

– Зайду к нему, – сказала я, когда поняла, что Антон свернул в другую сторону.

– Делай что хочешь, – с отсутствующим видом ответил он и скрылся.

Я постучала, и приятный голос сразу ответил: «Войдите».

Конечно, Павел Сергеевич меня не ждал. По его теории, этот город – на самом деле загробный мир, что-то вроде чистилища, а шагнув за дверь, умираешь окончательно. Когда я исчезла полгода назад, вряд ли он сильно удивился. А вот теперь… Он вскочил, чуть не опрокинув тяжелый деревянный стул – у него тут классический интерьер, никаких офисных кресел на колесиках, да и сам он, как обычно, в костюме с галстуком.

– Вы?! – выдохнул он. – Но как?

Я села напротив его стола, не дожидаясь приглашения. Во мне кипела жажда деятельности, тут не до церемоний.

– Здрасте, – сказала я. – Я сразу к делу, ладно? Мы с вами должны выяснить, что это за место, что с ним не так и как остановить то, что делает Гудвин. Мне не нравится, что он тут устроил, поэтому…

На большой карте города, висевшей на стене, загорелся огонек – и сразу погас. Эти настенные карты работали по тому же принципу, что и почталлионы, – лампочка зажигалась в том районе, где открылась дверь. В этот раз она погасла так быстро, что я даже не успела разглядеть, где она была.

– Опять! – вздохнул Павел Сергеевич и сел. – Карта в последнее время барахлит.

– Да у вас все барахлит! Из вашего города все бы давно уехали, одна проблема – из него еще и не уедешь! Это не настоящий Петербург, вы это и без меня знаете, но давайте попробуем разобраться, что тут творится! Я хочу быть полезной.

– Гудвин заявил нам, что перемирие окончено и что его люди теперь будут выбрасывать за двери всех, кого рядом с ними увидят, – напряженно проговорил Павел Сергеевич. – А знаете, когда это произошло? На следующий день после вашего исчезновения. Вы работаете на него?

– Да, именно поэтому сижу тут у вас и прошу с ним разобраться. Вы серьезно думаете, что во мне проблема? Может, это вы плохой начальник?

– Я бы с удовольствием передал управление Стражей кому-нибудь более подходящему. Как жаль, что нет желающих.

Кажется, я его задела. Ну и ладно, пусть встряхнется. Это лучше, чем депрессивный отдых среди комнатных растений.

– И правда жаль. Пока все разваливается, сидите тут, музыку слушаете.

– А что мне сделать?

Беседа зашла в тупик, и я встала. Все исправлю и всех спасу, с ним или без него. Я так отчаянно пыталась попасть в этот город и теперь не отступлюсь.

– Схожу поздороваюсь с остальными. Я к вам потом еще загляну, так и знайте!

Павел Сергеевич проводил меня мрачным взглядом, я и ухом