Военный инженер Ермака. Книга 1 - Михаил Воронцов

Он поднял голову, почесал затылок.

— Помнить-то помню, — ответил он. — Только теперь сомневаюсь уже. На печи ведет доски ой как легко.

— Если по уму — не поведет, — сказал я. — Нужна именно изба-сушилка. Закрытая, с решетчатыми настилами внутри. Доски в которой лежат слоями, а между ними — зазор для воздуха. Внизу — печь, хотя бы даже небольшая. Пусть жар идет мягко, не прямо в доску, а в воздух. Чтоб равномерное тепло и воздух выходил.

Лапоть покачал головой…

— Ну давай попробуем.

— Понимаешь, как в бане, только чтобы доски не вспотели.

— Идем за старостой. Моих сил на все не хватит. На избу у нас дерева готового может и достаточно, а на самострелы надо отряжать людей, пусть рубят. Для них какие угодно не подойдут.

— За сушку, небось, разговор завести хотите? — догадался староста, увидев нас.

— Точно, — сказал я. — Без неё самострелам грош цена. Доска должна быть сухая, иначе беда.

Староста кивнул, потом повернулся к Лаптю:

— Сможешь?

— Справимся, — ответил тот. — Максим объяснил, как что. Только руки надобны. Избу делать и деревья для самострелов рубить. Из сырого бревна доску не напилишь. Нужен ясень, клен, береза.

— Я распоряжусь, — кивнул староста. — Людей отправлю и на избу, и в лес. Ты только укажи деревья, какие валить. Потом на лошадях — и в город. А здесь вы стройте. Под избу место есть, прямо за старой кузней.

И работа началась.

Лапоть взял двоих своих учеников — парней лет совсем молодых, почти подростков, но ловких, толковых. К ним добавили пятерых мужиков из команды лодочников — сейчас у них не было неотложных дел. Думаю, некоторые из них останутся в плотниках надолго — приоритеты сейчас такие.

Сначала расчистили площадку за кузницей. Там было сухо, грунт плотный. Выставили четыре угловых столба, глубоко вбили их в землю. Дальше проложим лаги, настелем пол из толстых плах. Приточные отверстия внизу — для свежего воздуха. Вытяжные отверстия вверху — для выхода влаги и перегретого воздуха. К ним заслонки для регулирования. Крышу сделаем из жердей и обмажем глиной с соломой — быстро, дёшево, эффективно.

Внутри — пять уровней решёток из жердей и тонких брусьев. Последний, конечно, опасный. Он под потолком, там будет скапливаться горячий воздух, и до беды будет недалеко. Но посмотрим, поэкспериментируем.

Там будут лежать бревна и доски. Поставим небольшую печь, по образцу обжиговой, только с меньшим жаром. Труба пойдет далеко за крышу, чтоб хорошо тянуло.

Подмастерья назвали сушилку «жарким сараем». Ну, пусть называют, как хотят. Главное, чтоб построили. Думаю, за день-два управимся. Изба получится большой, высокой, много досок сразу влезет.

Тем временем в лес отправились два десятка мужиков с топорами и пилами. Команда оказалась разношерстной — русские, татары, остяки, вогулы. В качестве охраны — трое казаков с луками и пищалями. Староста распорядился чётко: срубать деревья по списку Лаптя. Берёза — стройная, не старая. Клён, ясень, если попадутся. А не попадутся — искать. Рубить осторожно, аккуратно. Лапоть не выдержал, пошел с ними, чтобы показать нужные деревья.

Скоро первые стволы выволокли из чащи. Затем — на телеги, и в город. Распилили их прямо у кузницы. Мда, влажность некоторых деревьев такая, что ногтём легко царапаются. Правда, не всех, некоторые очень даже ничего.

Вдруг послышался голос.

— Лодка вернулась.

Начальнику разведки Прохору Лиходееву сказал это один из его подчиненных. Тихо сообщил, почти шепотом, но я был рядом, и услышал. Прохор пришел посмотреть на наше строительство, любопытно ему.

Прохор тут же быстрым шагом пошел к причалу. Я — за ним. Интересно, почему говорилось так таинственно.

Лодка уже пришвартовалась. Из нее вылезли трое разведчиков. Один из них вел пленного татарина.

На нём был круглый шлем, вмятый сбоку, там виднелся след от пули, будто кто-то с силой вдавил ложку в кусок теста. Щека обожжена, кровь стекает по шее. Один глаз почти закрыт, второй стеклянно блуждает по сторонам, оглядывается. Пуля не пробила череп, но оглушила явно. Был бы порох посильнее, а дистанция поменьше, и пуля летела не вскользь, лежал бы мёртвым. А так — повезло. Идет, двигается, хотя руки связаны сзади веревкой.

Одежда — поношенный кафтан коричневого цвета, кожаный пояс, ножны с пустыми ножнами, башмаки порваны. Короткая кольчужная рубаха. Видно, не слишком бедный. Похоже, лазутчик. Волосы тёмные, в грязи. Лицо молодое, лет двадцать пять, губы сухие. На шее — амулет из кости с какими-то узорами.

— Врешь, не сорвешься, — сказал кто-то из стражи, когда татарин не то споткнулся, не то попытался вырваться. Прохор мрачно глянул на него и кивнул в сторону крепости.

— В избу. На замок и охранять.

— Не допрашиваем пока, — сказал Прохор кому-то. — Очухается — глядишь, сам заговорит. Сейчас у него в башке только звон и искры. Дадим отваляться.

Очень хотелось узнать, как его поймали, но спрашивать сейчас неудобно. Может, потом.

С пленного сняли кольчугу и втащили его в избу — ту самую, в которой я сидел. Заперли, и снаружи осталось два казака с ружьями — охрана.

Я вернулся к своей сушильне, глянуть, как идет работа. Сегодня у меня насыщенный день. Еще надо и кузню вторую закладывать и печь для обжига руды. А от этой беготни и организационной деятельности уже голова кругом.

И тут — выстрел.

В остроге.

Сначала один. Потом второй. Послышались крики.

Я выскочил наружу. У ворот острога уже толпа.

Забежав внутрь, я увидел окровавленное тело татарина около избы.

Пищали казаков-охранников еще дымились.

Там уже стоял Ермак и прочие руководители. Судя по физиономиям — недовольные, и очень.

— Говорил, что хочет что-то рассказать, если его не убьют, — оправдывался казак. — По-русски прямо! А как я дверь открыл, так он на меня и прыгнул!

— Тебя как учили? — зло сказал Ермак. — Без приказа не открывать! Видишь, что получилось? Плетьми бы тебя поучить, если словами не доходит… Ну да ладно, на первый раз прощаю. Помню о твоих заслугах в боях.

Рядом стоял начальник охраны Лука, и по его взгляду можно было точно сказать, что он прощать, в отличии от атамана, не собирается точно. Похоже, придется сегодня непутевому охраннику спать исключительно на животе, потому что филейная часть будет болеть.

Но может и правильно. Подверг недотепа риску и свою жизнь, и жизнь товарищей. И