День Правды - Александр Васильевич Сосновский

– С вами всё просто, – улыбнулся Воланд. – Вы продолжите говорить правду. До конца дня. Это породит… определённые последствия. Интересные последствия. А что касается страны… – он задумчиво постучал пальцами по подлокотнику кресла. – Россия – удивительное место. Страна, которая столько раз стояла на краю гибели и каждый раз возрождалась. Страна крайностей – от величайшего героизма до чудовищной подлости, от глубочайшей духовности до поразительного цинизма. Знаете, почему она выживает?

Его глаза, разноцветные и пронзительные, смотрели на Бескудникова с каким-то странным выражением – словно он действительно хотел услышать ответ, словно мнение простого смертного было важно для него.

– Почему?

Бескудников ждал ответа с нетерпением. Этот вопрос – о судьбе России, о ее странной живучести вопреки всем испытаниям – был вопросом, который задавали себе поколения русских мыслителей, от Чаадаева до Дугина.

– Потому что в ней всегда находится кто-то, кто говорит правду. Иногда шёпотом, иногда криком. Иногда это стоит ему жизни. Но эта правда не даёт лжи окончательно восторжествовать. И сегодня… сегодня вы стали одним из таких голосов.

В этих словах было что-то похожее на благословение. Бескудников почувствовал странное тепло, разливающееся в груди, – не гордость, нет, скорее, чувство причастности к чему-то большему, чем он сам. К длинной цепи людей, которые на протяжении веков осмеливались говорить правду, какой бы опасной она ни была.

Воланд поднялся, давая понять, что аудиенция окончена. Его фигура словно выросла, заполнив собой пространство библиотеки. На мгновение Бескудникову показалось, что перед ним стоит не человек, а какая-то древняя, могущественная сущность, лишь принявшая человеческий облик.

– Возвращайтесь к своей жизни, господин Бескудников. Наслаждайтесь днём абсолютной правды. И помните – истинная свобода начинается с честности перед самим собой.

Эти слова прозвучали как напутствие, как завет. Бескудников поднялся с кресла, чувствуя странную смесь страха и воодушевления. Он не знал, что ждет его дальше, но почему-то был уверен, что этот день изменит его жизнь навсегда.

Коровьев появился словно из ниоткуда и сделал приглашающий жест:

– Позвольте проводить вас, месье.

Он снова был тем же нелепым и элегантным проводником, с тем же пенсне на носу, с той же легкой улыбкой на тонких губах. Но теперь Бескудников видел в нем не просто странного человека, а часть чего-то большего, часть свиты Воланда, часть силы, которая пришла в Москву с какой-то своей, непостижимой для смертных целью.

Перед тем как выйти из библиотеки, Бескудников обернулся:

– А что с Варьете? Будут ещё представления?

Этот вопрос возник спонтанно, но за ним скрывалось более глубокое любопытство – что еще задумал Воланд, какие еще «эксперименты» он планирует провести в Москве.

Воланд улыбнулся, и в его улыбке было что-то, от чего по спине Бескудникова пробежал холодок:

– О да. Сегодняшнее будет особенно впечатляющим. Это называется «Великое разоблачение». Я советую вам не пропустить его.

В его голосе звучало предвкушение, почти детское возбуждение перед интересным спектаклем. Но за этим детским чувством скрывалось что-то древнее и могущественное – сила, способная менять судьбы не только отдельных людей, но и целых стран.

Бескудников кивнул и вышел вслед за Коровьевым. Они спустились по мраморной лестнице и вышли к автомобилю, который все так же ждал у входа. Бегемот уже сидел внутри, теперь с сигарой в лапе и бокалом чего-то янтарного, похожего на коньяк.

– Куда теперь? – спросил Бескудников, садясь в машину.

– Куда пожелаете, – ответил Коровьев. – День правды продолжается. Используйте его с умом.

Бескудников задумался. Куда ему идти? Что делать с этим странным даром – или проклятием – абсолютной честности? Возвращаться в редакцию было бессмысленно – его уже наверняка уволили. Идти домой и сидеть в четырех стенах – значит, потратить впустую этот необычный день.

– Отвезите меня в центр, – сказал он наконец. – На Тверскую. Я хочу пройтись по городу, поговорить с людьми.

Коровьев и Бегемот переглянулись с довольными улыбками, словно он дал именно тот ответ, которого они ожидали.

– Отличный выбор, – промурлыкал кот. – День слишком хорош, чтобы проводить его в четырех стенах. А в центре сейчас столько интересного происходит!

Автомобиль тронулся, и они поехали вниз по серпантину Воробьевых гор.

ГЛАВА 6. Карнавал правды

Когда Бескудникова высадили из таинственного автомобиля в центре Москвы, город уже кипел странными событиями. Он вышел на Тверской бульвар, и первое, что бросилось ему в глаза, – необычное оживление вокруг. Люди двигались быстрее обычного, говорили громче, жестикулировали активнее. В воздухе чувствовалось напряжение, словно перед грозой, но это было не угнетающее, а скорее возбуждающее напряжение – как перед важным событием или праздником.

Повсюду на экранах, от гигантских медиафасадов до смартфонов прохожих, транслировались фрагменты вчерашнего представления в Варьете. Но не только его выступление – на экранах появлялись и другие люди, сидящие в том же кресле на сцене, произносящие свои сокровенные мысли, о которых они, возможно, не решались говорить даже наедине с собой.

Это было похоже на какой-то сюрреалистический телемарафон, где вместо обычных развлекательных программ и новостей показывали непрерывную исповедь разных людей – от обычных граждан до знаменитостей.

Вот известный телеведущий признаётся, что ненавидит свою работу и презирает зрителей, которым годами скармливает пропаганду. Его обычно самоуверенное лицо искажено гримасой отвращения к самому себе, руки нервно теребят дорогой галстук, а глаза, всегда такие холодно-профессиональные на экране, теперь полны боли, стыда и слез.

«Я изо дня в день говорю о патриотизме, но сам имею двойное гражданство и виллу в Коктебеле. Моя дочь живет в Лондоне, а сын во Франции. Я знаю, что лгу в своих передачах, – говорит он, и его голос срывается. – Каждый день, каждый выпуск. Я придумываю истории, искажаю факты, очерняю невиновных людей. И все ради рейтингов, ради денег, ради своего положения. Я продал свою душу, и теперь не знаю, как с этим жить».

Плачущего телеведущего выводят из студии его ассистенты. На смену ему приходит известный политик, который рассказывает, как фальсифицировал выборы и выводил деньги из бюджета на зарубежные счета. Его обычно непроницаемое лицо теперь выражает странную смесь облегчения и страха – словно он одновременно рад избавиться от груза тайн и ужасается последствиям своих признаний.

«Это была система, – объясняет он. – Не я ее создал, но я с радостью в нее встроился. Вбросы, карусели, подкуп избирателей – все это было. И откаты за каждый государственный контракт. Двадцать процентов мне, десять – наверх, остальное распределялось среди