Мстислав Дерзкий часть 1 - Тимур Машуков

— Ты меня услышал вообще? Так я тебя быстро убью. В другом случае отрублю руки и ноги, а после выкину к мертвякам, чтобы они тебя сожрали. Выбор за тобой. В живых не оставлю — щадить врагов не приучен. Итак, давай по пунктам.

— Я не понял, что значит — хотели от тебя?

Да что ж за тупой мне пленник попался⁈ Так и хочется врезать, но боюсь убить раньше времени. Ну да ладно, сегодня я добрый.

— То и значит. Тот труп, за которым вы пришли — это я. Ну, я так мыслю. Про иные находки графа мне не ведомо.

— Но он… Ты же мертвый⁈ Тебе тогда больше тысячи лет!!! А выглядишь, как живой старик, одетый в непонятные одежды.

— Хорошо сохранился. Раньше люди крепче были, богатыри не вы. Все. Дальше по пунктам. Кто такие?

— Наемники мы, из банды Федьки Холодного. Приказали нам пробраться в поместье и притащить труп. Все. Мы никого не убивали и не грабили.

— Кто открыл разрыв, из которого полезли мертвяки?

— Не знаю. Это не мое дело. Но точно кто-то из местных. Ну, из тех, кто графу служил.

— Хозяин кто?

— Имени не знаю.

— Кто знает?

— Федька, наверное. Он с ним дела ведет, да поручения выполняет. Мы мелкие сошки, высоко не летаем.

— Как его найти? Ну, Федьку вашего?

— На Пресненской кабак «Ёжкин ёж». Там он бывает часто. А где живет, не знаю.

— Тогда ты бесполезен…

— Не губи-и-и!!! — забился он, пытаясь отползти. — Родом клянусь, никому об тебе не скажу! Сбегу в другой город, спрячусь так, что не найдут…

— Как с твоим артефактом обращаться? — вытащил я пращу из-за пояса.

Тот посмотрел на меня дикими глазами, сбиваясь, кое-как объяснил. Я проверил. Ага. Я ж не тупой, как думают некоторые, и учусь быстро.

Посмотрел на это трясущееся тело — и резкий взмах мечом оборвал его никчемную жизнь. Зато без боли и страданий. Все равно на запах крови рано или поздно мертвяки припрутся. Лучше уж так.

Пошарил у них по карманам и все, что там было, забрал себе, включая светящуюся коробочку, которой так хвасталась Лишка. Наверное, очень ценная она. Добыча была маленькой, но я брал все — кто знает, что в этом мире имеет ценность.

И что делать дальше? Ясно, что становиться сильней. А значит, начнем резать мертвяков. Потихоньку так, незаметно. Разрыв, конечно, я не закрою — сил не хватит. Но тех, что есть, запросто зачищу. Погнали.

Я стоял в тени дома, прислушиваясь к мертвому миру поместья. Шесть. Я видел шестерых. У разлома, патрульные, страж у входа. Но инстинкт, выточенный годами у границ Нави, шептал — их больше. Они всегда прячутся. В подвалах. На чердаках. В тенях, где свет утреннего солнца, бледный и нездоровый, их не достает.

Начать с дома? Нет. Идея была глупой с самого начала. Пока я копошился бы внутри, те, что снаружи, могли снова почуять девочек и напасть на них. Или просто сбиться в кучу, превратив зачистку в адскую мясорубку. Нет. Сначала двор. Потом дом. Методично. Без жалости. Без шума.

Меч в руке не дрожал от нетерпения. Он был тяжел. Невероятно тяжел. Каждая мышца плеча и предплечья горела огнем после ночной бойни в склепе. Рана на щеке пульсировала. Но я сжал зубы. Эта боль была знаком. Знаком, что я еще жив.

Начал я с патрульных. Их было двое. Шаркали по гладкой плитке парадного двора, разделенные углом полуразрушенной оранжереи. Идеально. Первый. Тот, что поменьше, в лохмотьях, похожих на одежду конюха. Он медленно тянулся к чему-то блестящему в траве — обломку зеркала, наверное. Мертвые любят блестящее. Как сороки.

Я вышел из тени неслышно, будто призрак. Шаг. Еще шаг. Он не слышал. Весь мир для него сузился до этого осколка стекла. В три прыжка я преодолел разделяющее нас расстояние. Левая рука — жесткий захват за нижнюю челюсть, запрокидывая голову. Правая — меч, короткий, точный удар снизу вверх, под основание черепа. Хруст, похожий на ломание сухой ветки. Тело обмякло. Я не дал ему упасть с грохотом, медленно опустил на землю, на камни дорожки. Беззвучно. Как мясник, разделывающий тушу.

Второй патрульный за углом оранжереи. Он должен был вот-вот появиться. Я слился с резной кладкой стены, затаив дыхание. Сердце колотилось, но руки были спокойны. Только меч, влажный от черной жижи, казался холоднее обычного. Он появился. Тупо озираясь. Не видя первого. Не чувствуя опасности. Они не умны. Просто голодны и злобны.

Тот же прием. Только пришлось прыгнуть дальше. Он успел повернуть голову. Пустые глазницы уставились на меня. Рот открылся для немого вопля. Меч вонзился чуть ниже, чем в первого, под углом, почти отсекая голову. Она повисла на клочке кожи. Я подхватил падающее тело, снова приглушив падение. Готовы. Тело лежало в траве, почти невидимое. Убирать было некогда. Пусть валяется. Энергия от мертвяков прошла по жилам — но мало, очень мало. Совсем слабые попались.

Страж у входа. Большой. В обрывках бархата и кружев, когда-то, видимо, дорогих. Он стоял неподвижно, как истукан, лицо — маска из запекшейся крови и грязи. Лоб рассечен. Прямая атака? Рискованно. Он мог успеть поднять шум. Я огляделся. Над входом — полуразрушенный балкончик. Сбоку стояла деревянная лестница, видимо, поставленная при штурме. И широкий парапет, по которому можно было пройти. Работаем.

Ползком, используя каждую щель, каждую груду битого кирпича, я добрался до начала лестницы. Камень крошился под сапогами. Сердце замерло на секунду, когда под ногой со скрежетом рухнул крупный обломок парапета. Страж внизу дернул головой. Зарычал низко, как пес. Но не пошел искать. Стоял на посту. Глупец.

Сверху вид был лучше. Его макушка, почти лысая, с клочьями грязных волос, зияющие трещины в черепе. Точка входа. Я встал во весь рост на балконе. Взял меч обеими руками, для более точного удара сверху вниз. Пикирующего удара стервятника.

Я прыгнул. Прямо с балкона, вниз ногами, как падающий камень. Меч — продолжение рук, острие направлено точно в темя. Вес тела, сила падения. Удар! Клинок вошел как в гнилое полено, почти до рукояти. Я приземлился рядом, перекатившись, гася удар, едва удержав меч. Страж даже не дрогнул. Просто рухнул как подкошенный дуб. Только ноги судорожно дёрнулись разок-другой. Три. Самый большой — самый глупый.

Остались те трое у разлома. Черное, пульсирующее пятно на земле, словно незаживающая язва мира. Они копошились возле него, как мухи у гниющей раны. Один даже засунул руку в мерцающую черноту, что-то там пытаясь