Переезд - Тим Волков

желая занять комнату, как был бы один донос… ил пусть несколько — но по одному и тому же поводу. Однако, доносчики приплели и лабораторию, о которой соседи по квартире уж никак не могли знать. А еще ведь были заметки и на послушанные — явно в наркомате — разговоры. Вот их-то соседи тоже никак не могли бы подслушать! Что ж, Иванов, наверное, прав… Посмотрим.

Соседей «разбирали по косточкам» вместе с супругой, в воскресенье, объявленное в Совнаркоме выходным днем. Заварив морковный чай, уселись у себя комнате…

Из всех соседей самым подозрительным посчитали Андрей Христофоровича Березкина, судя по повадкам, того еще «жучка». Рестораны, бега, костюм с иголочки, шляпа…

— Так он всегда при деньгах! — покусав губы, резонно возразила Анна Львовна. — А тебе же сказали — разбогатеть кто-то должен резко! Нет, Березкин, конечно, жук. Но… нет вряд ли он, вряд ли… У него, скорей, другие дела — финансовые.

Остальные не разбогатели никак. Или просто этого не показывали, ловко скрывали? Железнодорожники Сундуковы с двумя детьми, молодожены Мельниковы, старичок Владимир Серафимович, и еще старорежимная тетушка София Витольдовна… Как были голь-шмоль — так и оставались. София Витольдовна как-то даже, взгрустнув, пожаловалась, что не так давно отнесла в ломбард последние серебряные ложечки… Так что ничего подозрительного…

— Постой! — вдруг встрепенулась Аннушка. — Как это ничего подозрительного? Между прочим, я сама слышала, как третьего дня та же София Витольдовна просила Сундукова принести с работы кусочек медного провода. И в ее шкафчике, на кухне, стоит банка лимонной кислоты. Я у нее даже как-то спрашивала, брала…

— Да причем же тут провод и кислота, родная?

— Ох, Ваня, Ваня… Темный ты человек! — взъерошив мужу волосы, негромко рассмеялась Анна Львовна. — Сто грамм лимонной кислоты на литр воды, плюс кусочек медного провода… Прокипятить, погрузить серебряные изделия минут на пятнадцать… протереть тряпочкой…

— Что⁈

— Да! Этим раствором как раз столовое серебро и чистят!

* * *

Обо всем этом нужно было сообщить Иванову. Иван Павлович не поленился, лично проверил все ближайшие ломбарды. София Витольдовна пару дней назад выкупила все свое столовое серебро! И даже приобрела кое-что новое.

У здания ВЧК на Большой Лубянке суетились люди.

Оставив «Минерву» невдалеке, доктор прошелся пешком и нагнал по пути Бурдакова.

— Здорово, Михаил Петрович! Ты как тут?

— А, Иван… — оглянувшись, Бурлаков протянул руку и скривился. — Да, понимаешь, отправили с поверкой от Совнаркома.

— А что? Случилось? — насторожился Иван Павлович.

Чиновник махнул рукой:

— Да уж, случилось. Уже каждая собака на Лубянке знает. Озолс из окна выбросился! Со своего кабинета, с пятого этажа. Вон, дворники с брусчатки кровь отмывают!

Глава 8

Расследованием странного самоубийства Озолса (понятно было, что никакое это не самоубийство, помогли ему выпасть из окна, только вот кто?) занялись тут же. Но как не старались, ничего не смогли обнаружить. Словно в стену уперлись. След терялся. И это говорило только об одном — люди, связанные с этим, не случайные люди, а профессионалы.

Пока искали улики и пытались найти хоть какие-то ниточки, у Ивана Павловича появилось немного свободного времени, в которое он решил заглянуть в госпиталь — пришла большая партия больных и нужно было помочь коллегам. Да и, признаться, хотелось уже заняться своим любимым делом, а не этими бумажками и беготней.

В приемной палате московского Хирургического госпиталя было шумно. Везли отовсюду, и в основном тяжелых — уездные больницы едва ли бы справились с ними. А в Московском госпитале оборудования было больше, а значит у тех, кто попал сюда, еще был шанс.

Врачи, едва увидев Ивана Павловича, тут же его и окружили — огромные знания, которыми он обладал, черпали они с жадностью и прогрессивные методы лечения доктора воспринимали, хоть и с удивлением, но внимательно.

— Что тут у нас? — спросил Иван Павлович, оглядываясь.

— Вот, — начал дежурный, молодой хирург Женя Некрасов, подводя доктора к кровати. — Молодой красноармеец с рваной раной бедра, полученной три дня назад.

Иван Павлович осмотрел раненного. Края раны уже почернели, распухшие ткани источали зловоние.

— Полагаю, ампутация? Выше колена, — спросил Некрасов, словно бы ожидая одобрения от Ивана Павловича. — Газовая гангрена. Иного выхода нет. Согласно учебникам…

Иван Павлович покачал головой.

— Позвольте, коллега. Давайте попробуем иной путь.

Все заинтересованно глянули на доктора.

— Видите эти некротизированные ткани? — его палец, не касаясь, начал водить над раной. — Их нужно иссечь. Не просто отрезать ногу, а убрать только мёртвое. Тщательно, кропотливо, как ювелир. И затем — обильно промыть рану. Не прижигать карболкой, а оросить перекисью. Она даст пену, вытеснит анаэробные бактерии. Затем — дренаж. Резиновая полоска, чтобы рана не закрывалась и гной имел отток.

— Но… — начал Некрасов, но тут же замолчал — помнил, что многие методы доктора, очень спорные, рискованные, оказались на самом деле действенными. И только и смог выдохнуть: — Опасно…

— Верно, — неожиданно согласился доктор. — Поэтому круглосуточное пристальное наблюдение за больным. С раны не сводить глаз. Едва появятся какие-то изменения — тут же звать меня.

Сергей Петрович Борода, второй врач, посмотрел на доктора так, будто тот предлагал танцевать камаринскую вокруг операционного стола. Признаться, Борода недолюбливал Ивана Павловича и в некоторой степени завидовал ему.

— Иссечение… Дренаж? Да что вы такое говорите⁈ Риск рецидива…

— Риск ампутации и гибели парня от шока — выше, — твёрдо сказал Иван Павлович. — Запишите. Иссечение некротических тканей. Санация раны. А ампутировать всегда успеем.

Некрасов, поколебавшись, кивнул и потянулся за блокнотом.

— Второй пациент, — подошли к другой кровати. — Женщина с проникающим ранением в живот. Перитонит налицо — доскообразный живот, заострившиеся черты лица. Её готовим к лапаротомии, но… — он сделал паузу, совсем тихо добавил: — Шансы оцениваем как мизерные.

— Будем ревизию проводить, искать перфорацию, — добавил Сергей Петрович, снимая перчатки. — Но, боюсь, товарищ Некрасов прав, уже поздно. Инфекция победит.

Иван Павлович подошёл ближе.

— Евгений, а если после ревизии и ушивания перфорации… промыть брюшную полость? Тёплым физраствором. Обильно. Чтобы механически удалить большую часть инфекционного начала.

В палате воцарилась тишина. Промывать брюшину? Это было равносильно ереси.

— Вы предлагаете залить её соляным раствором⁈ — возмутился Сергей Петрович. — Это вызовет ещё большее воспаление!

— Нет, — спокойно парировал Иван Павлович. — Гной — вот что вызывает воспаление. Мы убираем гной. Это даст организму шанс справиться с оставшейся инфекцией. Без этого шанса у неё нет. Запишите: лапаротомия, ревизия, санация и промывание брюшной полости. Методом орошения. Все это делать в строжайшей чистоте — операционную подготовить, обработать начисто. Да вы и без меня все знаете, что делать.

Сергей Петрович, побагровев,