Либелломания: Зимара - Н. Мар

то, что в страшилках называют «подозрительный шум». Болт Ка-Пчи полетел в стекло проходной двери столовой. Это не возымело эффекта. Я пошарила в темноте, но не нашла болта. Чёрт. Я вернулась назад.

— Нужен второй болт, Еклер.

— Я же не могу отдать тебе весь крепёж, безрассудная человечка. На втором болте держатся полушария моего церебрума.

— Ка-Пча. Милый Ка-Пча, — я едва сдерживала себя, чтобы не щёлкнуть Еклера по прыщу на лбу. — Мне придётся обратиться с официальной жалобой в Бюро ЧИЗ по случаю вопиющего неповиновения робота человеку.

Ка-Пча прихватил себя пальцами левой руки за макушку, придерживая её, и вывинтил второй болт. В его глазах стоял ужас, перемешанный с сосредоточенностью. В итоге болт упал к моим ногам, а Ка-Пча побелевшими пальцами сдавливал себе череп. Мне стало его жаль. Конечно, никакие полушария этот несчастный болт с остатками ушной серы не сдерживал. Но что, если от переживаний с Еклером случился бы припадок? Кровоизлияние в мозг? Разрыв аневризмы?

— Еклер, спасибо за всё! — проквакала я, едва не плача от стыда и волнения.

Второй болт наделал больше шума. Послышалась возня, с которой санитары летали по коридорам. Я спряталась обратно в свой отсек и заперлась. При каждом повороте ключа перед глазами вспыхивала и гасла мольба:

«Мамочка, помоги!»

Я прыжком пересекла отсек 6 и отперла дверь к соседям. Эстресса давно ждала меня и затащила внутрь:

— Не теряй времени, — командовала она. — Ты задержалась на две минуты. Трюфель, смотри у меня! Понял?

Трюфель не ответил. Он вообще редко изъяснялся ртом, чаще за него красноречиво, то есть фингало-синюшно говорили тумаки. Он боялся одну Эстрессу, как иные боятся темноты. Отпирая дверь в столовую, я не удержалась:

— Пойдём с нами заодно?

— Я опасная лабораторная тварь, Эмбер, — произнесла клякса без обиды и сожаления. — Иди. Меня, быть может, переведут в Загородный Палисад.

— Прощай. Спасибо! Эстресса, я буду искать лекарство от твоей болезни, и как только…

— Пошевеливайся!

Из столовой мы пробрались в коридор и обнаружили, что во втором лифтовом холле, который прилегал к нашим отсекам, чисто. Я уселась у скважины панели вызова лифта. Кончики пальцев лоснились от пота. Первый ключ уже подтаял и на первой попытке сломался, но не успела я достать второй, как в шахте загудело. Кто-то ехал снаружи.

— Трюфель, сюда! — я ущипнула его за алюминиевый локоть.

Трюфель упирался и не хотел покидать холл. Тогда я потянула силком, но он взбрыкнул, и у меня в кулаке осталась фольга. Со стороны столовой уже возвращался санитар, который улетел на «подозрительный шум». Я выбежала из холла одна и завернула в ближний туалет.

У лифта послышалась возня, шелест, но почти моментально всё стихло. Трюфеля, стало быть, упаковали. Санитар вернулся на пост: в холле трещали его механические плавники. Но в коридоре прямо за туалетом кто-то стоял. На гломериду я не успевала, но и вернуться в отсек 5 не могла. На весь коридор ругался главврач. Я сначала решила переждать в туалете рядом с карцером. Но Вион-Виварий в коридоре бросил: «Так, чтоб, пока я отливаю, навели порядок…»

Тогда я стала ломиться туда, где на плане Нормана было пусто. Ведь если есть дверь — есть и выход. Конечно, если вы не в магазине дверей…

«Пап, помоги!»

Видра шагнул в туалет, а я — секундой раньше — за дверь. И сразу во что-то вляпалась. Когда глаза привыкли к ночникам, я обнаружила себя по щиколотку в густой амальгаме. Лужа колыхалась в ритме дыхания. Я решила, что попала в технический коридор, но в углу проступил пустой гамак, в другом углу ещё один. В третьем кто-то зашевелился. Значит, я опять прокатилась на минипорте, который вёл из туалета в отсек 1. На полу, расчерченном серой сеткой, мелькали чёрные точки, но это была только иллюзия. Точки в пересечениях линий сетки были неподвижны, но мозг не умел ухватить сразу все и видел то одни, то другие. Я помотала головой, но точки продолжали плясать.

— Мясо! — внезапный голос был мужским, но писклявым, с надрывом. — Гертруда, держи… держи мясо!

Лужа поползла вверх, глотая штанину складка за складкой. Тихонько пискнув, я стряхнула её с коленей, но Гертруда оказалась липкой, как столярный клей. Я еле выдернула руки и часто затопала по амальгаме, теряя тапки. Голосок заблеял над ухом:

— Поужинаем вдвоём, Гертруда! Только первым делом брызни ей в глаза!

Из тьмы проступила знакомая пятерня, и в ту же секунду, как попалась на глаза, застыла. А следом на пол повалился Мильтон. Зря я его жалела в столовой, ох, зря. Стараясь не сводить с него взгляда, я оторвала Гертруду с пижамы и рванула вдоль стены. Пятилась и нащупывала скважину в любой двери, хоть куда-нибудь. Искать приходилось на ощупь, потому что Мильтон, когда на него не смотрели, двигался со скоростью кванта. Его соседка Гертруда преследовала меня вдоль стен, за моими пятками тащилась липкая зеркальная гадость. Я понятия не имела, что это за вещество, но матерчатые тапки давно соскользнули и пропали. Пижамные брюки трещали, лужа пыталась стянуть их с меня, всосать, как две макаронины с вилки. Скважина не находилась. Я решила, что в этот отсек попадали только снаружи. Но потратила секунду, чтобы отвернуться и поискать выход. Одну секунду! Гертруда цапнула меня за обе ноги. Обернувшись, я увидела, что Мильтона нет там, где он валялся. И тотчас столкнулась с ним нос к носу! Я обмерла от ужаса. Он успел подскочить ко мне, ещё секунда — и свернул бы шею. Но теперь замер со скрюченными пальцами, выпученными глазами, разинутым ртом. И мясистым языком, который розовой креветкой тянулся к моему лицу. С него капала слюна, и он почти касался кончика моего носа. Я не могла двинуться в тисках Гертруды, сползла наискосок по стене, не моргая. Мильтону нельзя было давать и мига форы.

Скважина обнаружилась, когда я, наклоняясь, чтобы вставить ключ, упала в Гертруду. Лужа захлестнула мне лицо. Ключ утонул. Я вынырнула и поняла, что Мильтон стоит на четвереньках и держит меня за волосы. Мой взгляд остановил его, и вот так, стоя на карачках, с волосами, намотанными на его кулак, я отпихнула Гертруду и достала запасной ключ. Он провернулся в скважине. Оставила волосы с затылка Мильтону и кожу с мозоли на пятке Гертруде и вывалилась. Куда-то. Да в тот момент я бы обрадовалась даже Скрибе Кольщику!

У