Фантастика 2025-58 - Евгения Букреева

и попросила зайти в тайную комнату, где она прятала Литвинова, и где теперь лежал ещё и раненый Савельев, Кир послушно поплёлся туда, всё ещё переживая свою утрату. Краем сознания он подумал, что его снова будут расспрашивать про разговор с Лёхой, про само покушение, свидетелем которого они с Сашкой стали, выпытывать подробности про Татарина и Костыля. Но он ошибся.

В дверях он столкнулся с выходящим Сашкой. Тот как-то странно посмотрел на него, тут же отвёл взгляд и посторонился, пропуская Кира внутрь.

Там у постели Савельева суетилась Катя, поправляла повязку, вкалывала что-то в висящий флакон, тихо приговаривая:

— Это обезболивающее. Анна Константиновна нашла, у неё осталось немного. Сейчас станет легче, Павел Григорьевич, потерпите немного. Совсем немного…

Увидев Кира, она смутилась, спрятала глаза и поспешила уйти. А Кир остался наедине с двумя мужчинами. Когда-то могущественными, почти всесильными, а сейчас — один лежит, прикованный к кровати, с напряжённым от боли лицом, второй, мёртвый для всего мира, нервно меряет шагами комнатушку. Впрочем, от того, что Савельев мучился от боли и вряд ли был способен встать, а Литвинов считался покойником и не мог высунуться наружу без риска быть схваченным, эти два мужика не перестали быть сильными и опасными. Кир сразу это понял своим чутьём — чутьём пацана с бедных этажей, с детства на собственной шкуре познавшего законы стаи. Уж такие вещи Кир чувствовал кожей, усвоил вместе с синяками и ссадинами, полученными в постоянных стычках с компаниями таких же оболтусов, как он. Кто тут лидер и вожак, Кир понимал сразу.

Инстинкт требовал подчиниться. Но Кир не мог. Из какого-то идиотского упрямства не мог. Особенно это касалось Литвинова. Когда зелёные глаза Бориса Андреевича в упор уставились на Кира, перед ним откуда-то из памяти всплыли другие глаза. Стеклянные и пустые, бессмысленно смотревшие вверх, мимо Кира. Глаза его друга, Вовки Андрейченко. И за глупую и ужасную смерть Вовки был в ответе именно он, Литвинов. И этого Кир ему простить не мог. Потому и вёл себя вызывающе, отчаянно вызывающе, даже понимая, что он обречён в этой схватке, что Литвинов — вожак, матёрый, опытный, не чета ему, Киру. Но всё равно сдаться Кир не мог. Для него это означало предать Вовку. Единственного человека из его прошлой жизни, о котором он жалел.

Литвинов тем временем прервал своё монотонное хождение из угла в угол, остановился напротив Кира и медленно произнёс:

— Ну как ты, герой? — в слове «герой» явственно чувствовалась насмешка, и Кир тут же дёрнулся, принимая вызов.

Литвинов это заметил, снисходительно усмехнулся.

— Ну ладно, ладно тебе… герой. Если бы не ты… ты нам очень помог, Кирилл Шорохов. Спасибо.

— Не за что, — нехотя буркнул Кир.

— Да нет, есть за что. Не каждый в такой ситуации повёл бы себя так, как ты. Далеко не каждый. Уж ты мне поверь, парень.

Литвинов помолчал, бросил быстрый взгляд на Савельева, потом подошёл к стоящему у кровати стулу и сел, не сводя с Кира прищуренных глаз.

Кир ждал. Он понимал, что позвали его вовсе не для того, чтобы назвать героем и поблагодарить.

— Вижу, что устал, — продолжал Литвинов. — Я и сам, честно говоря, едва держусь. Ночка была та ещё. Так что детальный разговор отложим на попозже. Основное ты уже мне рассказал, а мелочи… ещё будет время. Так что давай, герой, дуй к себе на шестьдесят четвёртый, или где ты там живёшь, отсыпайся, отдыхай. Заслужил. И да, я думаю, что ты и сам, парень, понимаешь, что всё это должно остаться в тайне.

Кир вздрогнул. Он его что, совсем за идиота держит? Неужели он думает, что Кир такой дурачок, что пойдёт трепать направо и налево про свои подвиги? Обида, видимо, так явно отразилась на лице Кира, что Литвинов это заметил и довольно хмыкнул.

— Понимаешь, знаю. Не такой ты дурак, Кирилл Шорохов. Ну всё, всё, не буравь меня своими глазами, напугал уж. Я тебе не девка, которая от твоих взглядов сомлеет. Ишь, какие ресницы отрастил, бабам на погибель.

Этот странный разговор про ресницы сбил Кира с толку. Что он несёт? Какие, к чёрту, ресницы? И внезапно Кир понял, нет, не понял, почувствовал. Литвинов с ним играет. Как тигр, поймавший косулю, но по какой-то причине, из любопытства да от скуки, решивший ни убивать её сразу, а немного позабавиться, посмотреть, как она будет трепыхаться в его лапах.

Быть косулей Кир не желал.

«Чёрта с два ты меня сожрёшь», — подумал он и дерзко вздёрнул упрямый подбородок.

— В общем иди. И никому ни слова. И да, никому, парень, это значит — никому. Ни родителям, ни дружкам твоим закадычным, ни девчонкам своим. Ни Нике. Особенно, Нике.

Ну вот и всё, тяжёлая лапа наотмашь ударила, выпустила когти и застыла.

— Как это… Нике? — оторопел Кир.

И тут же понял, что всё это время, где-то глубоко в душе, он ждал, что вот-вот в больницу прибежит Ника. Наверняка, Анна Константиновна её уже известила, и она, конечно же, тут же примчится сюда, к своему любимому папочке. Озарит своим присутствием это неуютное помещение, заиграют, засветятся вокруг её кудряшек солнечные зайчики. А потом, узнав всё, она подойдёт к нему, к Киру. Посмотрит на него своими пасмурными глазами, цвета февральского неба и скажет: «Спасибо тебе, Кир». И всё станет как прежде. Исчезнет в небытие этот лишний, ненужный Стёпка, как и не было его. И они снова будут вместе…

— Особенно Нике, — с нажимом повторил Литвинов.

— Но как же? Она что, будет думать, что её отца убили? — растерянно произнёс Кир. Сказанное Борисом Андреевичем никак не желало укладываться в голове.

Литвинов промолчал, внимательно наблюдая за Киром, считывая его реакцию. Кир подумал, что он видит всё, этот страшный человек, вальяжно развалившийся на стуле, этот хищник, свирепый тигр, только что прихлопнувший его одним ударом, даже не напрягшись. Прихлопнул играючи, между делом, словно ему просто надоело с ним забавляться. И в Кире зародилась злость — звонкая, яркая, отчаянная.

— Вы что? Вы всерьёз думаете, что я буду это скрывать от Ники? — Кир даже рот раскрыл от изумления. — Ну вы вообще… Не буду я! И ваши приказы дурацкие тоже… я вам не прислуга, понятно?

Кир выпалил это, глядя в смеющиеся глаза Литвинова, и от неприкрытого смеха в ненавистных зелёных глазах, его буквально подбросило.

— Павел Григорьевич! — Кир обернулся к Савельеву в отчаянной попытке найти поддержку хотя бы у него. — Скажите ему! Ника же ваша дочь!

Савельев, до