Жизнь Галки Бураковой от А до Я - Альго Мира

Как же происходило такое чудо? Почему?

Потому что Зинка была ленива, чтобы напрягаться по поводу расписаний, составленных вездесущей бабушкой.

Кормление в девять утра, в двенадцать часов… К чёрту!

«Сосу, когда хочу!» – девиз малышки напрягал молодую мать. Но ещё больше её напрягал ор, когда она не давала грудь дочке по требованию. Книги о кормлении по желанию детей появились значительно позже, как и знание о преимуществах этого. Зинка не следовала модным теориям, просто спасалась от крика. Он мешал смотреть любимые сериалы. А что ещё оставалось делать молодой женщине, запертой с дочкой дома, в то время, как подруги, более сведущие в вопросах предохранения, шастали по дискотекам.

Выходные для Зинки становились мучением. Во-первых, сериалы прерывались. Во-вторых, дома был муж, который раздражал раболепством перед маменькой. В-третьих, дома верховодила свекровь. А она пристально следила за расписанием. И от её надзора было не скрыться.

Съезжать к родителям в двушку, где обитали мать – одна штука, пьющий отец – одна штука, его собутыльники – по разному от одного до трёх, сестра с сыном – две штуки и брат – одна штука. Штук было много, а комнат две. Здесь же их было трое, а комнат три. Поэтому Зинка прощала свекрови всё, перемывая кости за её спиной по её телефону.

А вот Галка не прощала. Она не выносила расписания и командования. Пухлый карапуз все выходные орал, плюя на бабушку тушёные овощи и требуя мяса, которое давала мать в будни. А бабушка варила курочку и перемалывала на мясорубке. Галя же это тоже плевала. Ей по душе были жареные куриные крылышки с косточкой. Что от жареного живот болит у маленьких и что косточкой можно подавиться, в отличии от бабушки, девочка не знала. И ела с удовольствием, не болея и не давясь. А только крича о любимой еде в субботу и воскресенье. Говорила, к счастью мамы, девочка ещё плохо. Поэтому секреты от свекрови росли, как и килограммы Зинки, наедаемые от тоски и злости.

Что она зазря проворонила лучшие годы, мать Галины поняла ещё в роддоме. Побег от родителей, конечно, удался, но пелёнки и младенец сильно попортили свободную от родителей жизнь молодой девицы. Точнее это связало её по рукам и ногам. В прошлом остались гулянки с подружками, поцелуи на лавочках и молодые ребята, которые то и дело заглядывались на Зинку. Всё это сменили вечно сосущий грудь ребёнок, пелёнки, мокрая постель, расписание, коляска и верховодящая свекровь. Зина ела, будто пытаясь заесть горести и оправдываясь, что ребёнок её всю высосал.

Точка в этой тягомотине была поставлена первого февраля, когда Галке исполнился год.

Алевтина Ивановна объяснила:

– Я кормила Коленьку до года. После года – это баловство, – и запретила давать грудь. То, что её кормили до четырёх она не помнила, а о пользе длительного грудного вскармливания не слышала, как и Зина.

Мать малышки обрадовалась – ей давно всё это надоело. Хотелось талию, танцы и работу. А ещё поменьше видеть Кольку. Коленька тоже был рад – он списывал неприязнь жены и отсутствие внимания с её стороны на дочь, которая любила грудь также, как он. Алевтина Ивановна тоже была довольна – она любила, когда выполняли её распоряжения.

Не обрадовалась только Галка, увидев зелёную грудь, невкусную и некрасивую. Но в те времена на первом месте в отлучении от груди стояла зелёнка, которую семейство Бураковых и использовало. Гале новый порядок вещей не нравился, но её мнения как раз никто и не спрашивал. А крики, грязные ковры и порванные книги, как выражение несогласия, не помогали. Семья объединилась в неравной борьбе с годовалым пупсом.

Галя попробовала задействовать последний способ – она отказалась есть. В отношении пюрешек от бабы Али это сделать было не трудно, но жареные куриные крылышки портили всю голодовку. Здесь сдалась Алевтина Ивановна и разрешила кормить ребёнка любимым блюдом. Но грудь в меню девочки не вернулась. Впрочем, как и в меню Коленьки. Здесь непреклонность проявила Зина, которая не терпела мямлей и подкаблучников, только если это не её подкаблучники. А Николай же был в этом отношении полностью мамин.

Свекровь же, обрадовавшись прекращению роли кормящей матери, набросилась на Зину. У неё давно руки чесались. Во-первых, Зину ничего не интересовало. Но это было не так – женщину интересовали деньги. Здесь она была полной копией свекрови. Во-вторых, внешний вид требовал немедленных мер. А в-третьих, сидеть на шее у неё и Коленьки она никому не позволит – даже матери её обожаемой внучки. На горизонте Зины замаячила работа, что и радовало женщину, но и напрягало, потому что свою работу она представляла явно не так, как свекровь.

За боевыми действиями семьи Бураковых никто не заметил первой, но безоговорочной победы Галины в отношении куриных крылышек, которые малышка ела теперь каждый день, включая субботы и воскресенья. Но несмотря на это, девочка при виде бабушки орала и вырывалась из её рук. Единственное, что примиряло малютку с родственницей – это шкатулка драгоценностей. Если Алевтина Ивановна давала девочке большую коробку с золотом и серебром, то малышка затихала. Но это случалось редко, как правило, после застолий и не одной рюмки любимого коньяка бабушки. Зинка косилась на коробку завистливыми глазами. Но ей никогда не давали даже подержать её, не говоря уж о том, чтобы потрогать. Но мать Гали трогала. Ей чихать было на запреты в отсутствие свекрови. А если Алевтина Ивановна замечала, то всё списывалось на малышку – ведь драгоценности та любила также, как и бабуля.

У самой же Зинки ничего не было. Коленька оказался на редкость жадным и все деньги отдавал маменьке, но не жене. За это он получал по полной от жены в виде скандалов и криков, зато от мамы следовала похвала и пряник в виде уверений всех знакомых, какой у неё распрекрасный сын. Борьба была явно неравной, и Зина сдавала свои позиции, переходя от скандалов в оборонительное молчание. Ей было всего лишь двадцать три и выиграть битву у повидавшей жизнь женщины не было возможности.

Единственное, что объединяло семью, это малышка – забот о ней было великое множество. Когда Галка пошла, а через месяц побежала, то квартира бабушки застонала от разрушений. Ведь слово «нет» в круг понимания девочки не входило.