Сиф - Алекс Кинсен

землянина, чем на светлокожих и эльфоподобных айнов. Кожа была тронута средиземноморским загаром, какой обычно бывает у итальянских фермеров, целый день работающих на винограднике. И пожалуй, это был самый удивительный созданный природой или лабораторией образец гуманоида. Восхищалась я сугубо с точки зрения ценителя искусства — как восхищаются безупречной греческой скульптурой. А восхищение прятала за кривой ухмылкой каждый раз, когда видела его по интервидению. Кто знает, может, под кожей он скрывал чешую?

Однажды я даже видела его вблизи. Вскоре после своего прибытия айны устроили приём для нескольких команд учёных, работавших над совместными проектами. Куда попал и мой муж. Тогда нас пригласили на флагман айнов, круживший на орбите Земли. Это была поистине гигантская вытянутая капсула бело-золотистого цвета, в которой поместилось бы десять пирамид Хеопса, не меньше. Знакомство проходило в большой круглой зале с окном в полстены. Она была отделана металлами всех оттенков золотого, медного, медового, бежевого, песочного. Причем, страсть к таким цветам наблюдалась только у посла Терона, кожа и волосы которого очень гармонично вписывались в дизайн корабля. Сами белобрысые айны предпочитали пастельные оттенки.

Помню, тогда я была одета в андрогинный брючный мешковатый костюм из неопрена, делавшей меня похожей на ребёнка, который решил поиграть в космонавта. Рыжие короткие вихры кудрявых волос солнечными протуберанцами торчали в разные стороны. А светло-карие глаза ярко выделялись на фоне бледных, едва обозначенных бровей и ресниц. Хотя я даже не думала маскировать этот цветовой диссонанс косметикой. Мама всегда говорила, что черты моего лица очень симметричны, а полные губы делают его очень женственным. На этом комплименте я закончила подростковые разборки со своей внешностью. И почти всю жизнь не обращала внимания на свой внешний вид или одежду.

Когда он пожал мне руку, то задержал её намного дольше положенного. В это время я чувствовала странное покалывание в ладони, а он долго смотрел на меня сверху вниз: сначала с интересом, а потом — с ужасным разочарованием. Ничего более невежливого он себе не позволил. Он вообще старался быть душкой со всей делегацией. Но я на это не купилась. Несмотря на маску вежливости и радушия, он мне не понравился. Я вдруг отчётливо поняла, что все мы для него — не более, чем пыль под ногами. Хотя другие дамы чуть не рвались из платьев, чтобы добиться от него заинтересованного взгляда. Меня же он не привлекал. Как и никто другой из известных мне мужчин, включая теперь уже моего собственного мужа.

Женаты мы были лет восемнадцать, с самого моего… восемнадцатилетия. Дочери было тоже… восемнадцать. Вот такая нумерология. Я вышла замуж ровно через восемь месяцев после установления факта беременности от Алекса — моего самого первого молодого человека. Мы учились на разных факультетах одного университета. Я хотела стать вирусологом. Он был на пять лет старше, подтянут, надменен и умопомрачительно умён. Конечно, он оказался человеком серьезным, уже тогда пророча самому себе славу известного ученого. Посему, узнав о моей беременности и взяв для размышления ни много, ни мало следующие восемь месяцев, он тщательно обдумал, распланировал бюджет и принял благодушное и взвешенное решение осчастливить меня возможностью родить ребенка в браке. Вообще-то я сразу приняла решение дать жизнь этому новому человечку, с Алексом или без него. Однако, по настоянию всех своих родственников и приняв во внимание свою по-прежнему увлеченность и восхищение его персоной, повела себя «благоразумно» и вышла замуж.

Вопреки моим ожиданиям скорый развод так и не состоялся. Несмотря на отсутствие главных, на мой взгляд, составляющих счастливого брака: страсти и любви, — мы отлично поладили. Первая увлеченность, конечно, же прошла. Но осталось взаимное уважение. А раннее рождение ребенка позволило нам обоим, параллельно с учёбой с головой окунуться в совместную научную деятельность и дальнейшую карьеру, а также радоваться, что уже не нужно тратить время на построение семьи, как многие наши однокурсники. Я очень и очень ждала, что настоящая любовь может придти со временем. Такая тихая, спокойная и уважительная, как в старинных английских любовных романах. И хотя он ни разу за всё время не признался мне в любви, сама для себя я знала, что на вопрос, люблю ли я его, всегда отвечу — да. Как отца своего ребёнка, родственника, домочадца, друга и соратника. Тогда я убедила себя, что другого мне не нужно.

Влекомые общими целями, мы худо-бедно, без страсти и пылких чувств, незаметно отмотали восемнадцатилетний срок нашего совместного жития-бытия. А семейная жизнь складывалась по принципу, не мешай другому заниматься своими делами и будешь счастлив. И, конечно, нас объединяли взаимное уважение и искренние чувства нежности и безграничной любви к нашей дочери Алисии. Все шестнадцать лет своего детства она отвечала нам взаимностью, пока в один прекрасный день не заявила, что отныне все её мечты исполнены: её приняли на обучение и дальнейшую службу в научный корпус Союзной военно-космической академии, и через неделю она покидает нас, отправляясь на лунную базу айнов.

Для меня это было страшным ударом, супруг же, кажется, был счастлив. Ведь её любовь к космосу, фанатизм в науке и устремление к максимуму своих возможностей были результатами именно его воспитания. Раз в полгода её отпускали на месяц домой, и это становилось для меня самым счастливым временем. Пока через пару лет она не объявила, что теперь её избрали в группу для разработки и реализации терраформирования на Марсе. Настоящего терраформирования, а не тех жалких потуг, что земляне предпринимали до прибытия айнов.

Это стало очередным ударом, перемежающимся с невообразимой гордостью за успехи своего ребёнка. С тех пор я укрепилась в своей неприязни к пришельцам ещё больше. Мне казалось, что именно они разлучили меня с моей малышкой.

Когда Алисия вырвалась из отчего дома, а интимная сторона нашей семейной жизни почти полностью отмерла, и я решила, что уже пришла старость. В тридцать шесть лет. Тогда же, у меня нежданно-негаданно начался кризис середины жизни. В какой-то момент, не выдержав психологического напряжения, я бросила работу. Ведь вирусологом я так и не стала, а всего лишь заменяла Алексу лаборанта, секретаря, пресс-атташе и менеджера в одном лице, всегда оставаясь в тени его одержимости наукой.

Однажды я поняла, что справиться со своим кризисом самоидентификации, я смогу только абсолютно и кардинально всё изменив. Я окончательно и бесповоротно ушла из института, переметнувшись в лагерь обычных инструкторов по йоге. Супруг тогда устроил мне первый и единственный скандал за всю жизнь. Зато он был грандиозным! После этого он нарочито не разговаривал со мной около месяца.