Математик Боя. Возвращение - Blood_and_Tea

— Судя по тону, у тебя есть план, — прищурился Данзо. — Говори.

— О! Придумал! Назначу команду Минато! — просиял Хокаге и схватил ручку. — Как-никак, Намикадзе — один из трех претендентов на титул Хокаге. После войны Дайме явно обратит внимание на подвиги кандидатов. А бедный Минато, пускай он и талантлив, не так уж часто себя проявлял.

— Это потому, что он заботится об учениках и сильно печется о своей женушке, — Шимура нахмурился, а потом с силой врезал прямо по столку Хокаге. — А ну отвечай мне на мой вопрос!

Сарутоби моргнул, играя удивление (и делая это мастерски), а после все-таки расплылся в обезьяньей хитрой улыбке. Перед Данзо легла четвертая папка. Последняя, но не по значению, о нет. По значению это было, как… Ну, как ключ от хранилища самого сильного оружия в мире. Как секретная команда для ужаснейшего чудовища на планете. Как описание самой сильной техники, когда-либо изобретенной в мире шиноби.

Как то, что точно заставить Математика Боя вернуться в мир войн.

— Эт-то… — с Данзо разом слетели все его уверенность, мрачность и невозмутимость. — Это же… он же… А если…

— Он точно выйдет сам, — Сарутоби вздохнул, вмиг становясь серьезным. — Видит Ками, я и не собирался его тревожить, но… Что-то назревает, старый друг. И мне совершенно это не нравится. Да и… эту информацию я не мог у себя задерживать. Даже на день. Хотя бы как его друг.

— Я подготовлю гонца и посижу над обращением, — кивнул Шимура. — Как-никак, а он теперь — официальное лицо. Глупо будет задеть Узумаки панибратским обращением к его главе. Пускай он сам и не против.

— И пригласи его заодно проголосовать за Четвертого Хокаге, — Хирузен откинулся на спинку кресла. — Там ведь, все-таки, и имя его ученика есть…

* * *

— Да на самом деле нету никакой этой твоей… теории эволюции, — объяснял молодой чунин своему коллеге в лагере фронта с Молнией. — Есть лишь список существ, которых Математик Боя пощадил!

Его собеседник, как и парочка других шиноби, подслушивающих их, разразился громким хохотом. Такой шутки он еще не слыхал! Однако, это не значит, что последнее слово будет не его.

— Знаешь, почему Математик Боя никогда не спрашивает, какой сейчас час?

— Почему?

— Он сам решает, сколько сейчас времени!

Теперь хохот был посильнее. Недостаточно сильным, чтобы окончательно определить победителя в соревновании шуток, но точно достаточным, чтобы его услышал командующий.

— Туо, Рети! — окликнул их высокий мужчина с длинными голубоватыми волосами. — Еще один такой дрянной каламбур, и я лично попрошу Сенсому-сама, чтобы он вдарил каждому из вас промеж глаз!

— Бха-ха-ха-ха! — рассмеялись чунины и все, кто их окружал.

Туо получил в прошлой битве ранение и потерял правый глаз, а Рети был рожден одноглазым — его левого глаза никогда и не существовало. Тем не менее, бойцы намек начальства поняли и сделали вид, что занялись делом, хотя на самом деле просто снизили громкость своего искрометного юмора.

Като Дан улыбнулся, радуясь, что даже на фронте его подчиненные могут на какое-то время забыть о смерти и боли, и вернулся в свою личную палатку. Там, укрывшись в несколько мягких одеял, на вполне себе солидной кровати лежала наследница клана Сенджу. Именно так — кровать, одеяла, наследница — и больше ничего.

— Кажется, чего-то не хватает? — задумчиво побил себе пальцем по нижней губе Като.

— Тебя! — рассмеялась Цунаде, и продолжила смеяться даже после того, как муж бросил в нее одеждой.

Снаружи загрохотало, и Дан резко обернулся, будто бы надеясь увидеть причину шума сквозь плотное полотнище шатра. Когда он повернулся обратно, его молодая жена уже была одета, а улыбка на ее лице сменилась беспокойством.

— Ты слишком волнуешься каждый раз, — мягко упрекнул ее Дан, прислушиваясь к своей уникальной сенсорике. — Наши люди живы и… целы. Райкаге пристреливался. Или, быть может, он выгуливал своего осьминога?

— Это все равно не шутки, Дан, — покачала светловолосой головой женщина, садясь на край кровати. — Иногда… Иногда мне кажется, будто мы все делаем зря. Напрасно, понимаешь?

— Не особо, — мужчина сел перед супругой и с тревогой посмотрел в ее глаза. — Объясни.

Он частенько ее не понимал. Такие уж они непутевые муж и жена. Но, вместе с тем, они никогда не ссорились. Даже по самым мелочам. Потому что вечно ничего не понимающий Дан всегда обращался к жене с неизменным «объясни», а утопающая в любви к нему Цунаде с каменным терпением и даже интересом объясняла избраннику все, что он захочет.

Злые языки болтали, будто бы Като — подкаблучник, или же вообще — имеет тайные, явно темные, мотивы, и только поэтому всегда потакает жене после таких вот объяснений. Но, конечно, злые языки тут же затыкались, когда перед ними вставал один из трех претендентов на высокое звание Четвертого Хокаге.

— Будто все в пустую, Дан, — Цунаде нерешительно посмотрела на мужа. — Скольких я спасаю в госпитале? Скольких прямо на поле боя? Их все равно меньше тех, кого я не смогла спасти. И в последнее время мне все чаще кажется, будто мир… он такой же. Его не спасти. Мы делаем заплатки, закрываем собой плотину, но…

— Ты хочешь изменить мир? — удивленно поднял брови Като. — Зачем?

— Э… — супруга даже отшатнулась. — Ты что, совсем не понимаешь?!

Они были вместе уже десять лет. В браке только шесть из них, но даже так — большой срок. И за все это время у них как-то не всплывало такого разговора. Это даже странно, хотя, если подумать, Като часто избегал некоторых тем. Вероятно он думал, что просто не поймет жену, а той будет слишком тяжело ему объяснить.

Но не в этот раз.

— Мы не можем изменить этот мир, — Като покачал головой, вставая, отчетливо понимая, что все внимание жены сейчас сосредоточенно на нем. — Поверь мне, Цуна. Вспомни Сарутоби-сенсея — он был слишком силен, но даже он не смог. Или даже Хаширама-сама — твой дедушка. Тоже. Были и более великие люди…

— Сенсома, — почти против воли продолжила бывшая Сенджу.

— Но даже величайший не смог, хотя и хотел, — подхватил Дан. — Это невозможно, конечно… Но не унывай, песня моя, — Цунаде непонимающе посмотрела на мужа. — Я придумал, как нам быть. Если мы не можем изменить этот мир, но не хотим сидеть сложа руки, тогда давай попробуем изменить себя,