Японская война. 1904 - Антон Дмитриевич Емельянов

— Прости, — я только услышал это слово и сразу дернулся, но Сашка оказался быстрее и успел воткнуть мне в шею шприц. Тело сразу повело.

— Что это?

— Поможет тебе заменить меня, — Сашка смотрел прямо перед собой.

— Где? — само вырвалось. Как будто это сейчас самый важный вопрос.

— В прошлом. Эти люди хотели отправить туда убийцу, меня, но я сбежал. Они считали, что смогут управлять мной словно роботом, вложить в голову свои мысли, но не учли кое-что важное. Да я больше не могу чувствовать, но я всегда помнил — за мной должок. Да и в целом, разве это не смешно будет: в нужном месте и в нужное время окажется не убийца, а ты.

И это смешно? Я бы сейчас много чего мог сказать своему сошедшему с ума другу, но из-за вколотой гадости уже даже язык не шевелился. А тот пользовался случаем на полную.

— Доктор, наемник, учитель — мне показалось, что ты точно сломаешь все, что бы они ни хотели провернуть. Жаль, что из-за сыворотки ты не вспомнишь последний час, можно было бы дать тебе пару советов…

Сашка замер на полуслове, прислушиваясь к новым звукам с улицы, а потом быстро вскинул пистолет и разрядил его мне прямо в сердце. Подло… Лучше бы в голову бил, тогда я хотя бы ничего не почувствовал. А так тяжесть от невозможности пошевелиться сменилась болью, а потом сквозь темное марево я увидел, как к нам снова ворвались. На этот раз Сашка не успел выстрелить первым и упал прямо рядом со мной.

Темнота.

* * *

Два тела лежали на полу без движения, когда в серьезно пострадавшее помещение зашли два неприметных человека. Они как раз успели надеть специальные очки и увидеть, как серая дымка вырвалась из одного тела и начала затягиваться куда-то в пустоту.

— Доктора переносит, — заметил один из незнакомцев.

— Не только его, — добавил другой, вглядываясь в три ледяные искры, поднявшиеся из груди второго мертвеца. — Кажется, убийца решил не только сбежать от нас, но и расплатиться со старым другом.

Мгновение, и искры впитались в серую дымку и растворились вместе с ней.

— Значит, доктор окажется на месте с подарком. Даже с тремя подарками. Интересно, что именно ему досталось и когда он об этом догадается.

Незнакомцы выждали еще минуту, а потом так же незаметно, как и пришли, исчезли из дома 9 дробь 2 по улице 1904-го года.

* * *

— Вячеслав Григорьевич!

Молчу.

— Вячеслав Григорьевич!

Хотя чего молчу? Мое же имя.

— Вячеслав Григорьевич! Ну хватит, я же знаю, что вы бы не заснули в такой момент.

Открываю глаза. Неожиданно я оказался на лавочке в каком-то незнакомом коридоре, а надо мной склонилась дама в платье. Именно дама — такая монументальная, но при этом ловко справляющаяся с каждым граммом своего тела, что ей это даже шло. Чуть позади офицер. Нет! Я каким-то образом опознал мундир — не военный, а гражданский. Я даже знаю имя этого молчуна: доктор Стелин.

Откуда?

— Вячеслав Григорьевич, — дама убедилась, что я открыл глаза, и продолжила ворковать. — Понимаю, что неправильно говорить подобные вещи офицеру после начала войны, но и молчать будет еще неправильнее. Я решила, что пора нам объясниться. Вам не стоит мне больше писать. Через два месяца мы с Виктором Семеновичем поженимся, и это станет совсем неприлично.

— Виктор Семенович? — на автомате переспросил я, а потом понял, что этот тот самый доктор, который все так же молча следил за разговором со стороны.

— Да, его пригласили стать начальником одного из госпиталей Красного креста. Впрочем, вам это же не интересно…

Дама упорхнула, скрипнув парой досок по пути, а до меня донесся новый голос.

— Тюфяк и тряпка!

Кажется, это в мой адрес… Обернулся. На меня с презрением смотрел хмурый офицер лет пятидесяти — кажется, штабс-капитан, если верить погонам. Наверно, оба разговора должны были меня задеть, но вместо этого я только пытался понять: что, черт подери, вообще происходит?

Почему тут все так странно одеты⁈ Почему я так странно одет⁈ О какой войне речь? Как я здесь очутился? И почему я больше не я — в огромном зеркале напротив отражалась совершенно чужая фигура. Лицо, мундир, движения — все было не моим. Я потер лоб, пытаясь сосредоточиться. Помню баню, как мы играли и… Дальше темноте, и вот я уже здесь.

— Вячеслав Григорьевич, заходите. Георгий Карлович ждет, — в раскрывшихся дубовых створках показался веснушчатый нос помощника командующего 1-м Сибирским корпусом генерала Штакельберга.

Информация всплывала постепенно, словно собравшиеся было упорхнуть воспоминания, которые неожиданно обнаружили, что еще кому-то нужны.

Я поднялся… Пока еще было ничего непонятно, но здравый смысл подсказывал, что кричать о странности ситуации было бы совершенно неуместно. Так что… Попробую делать, что от меня ждут, а там разберемся… В кабинете у генерала стоял запах сигаретного дыма, и за этими облаками я не сразу заметил сидящего за столом крупного пожилого мужчину с щегольским пробором чуть ближе к правому виску.

— Ну что, Вячеслав Григорьевич, готовы снова послужить Отечеству? Помню вас, вы хорошо показали себя во время Боксерского восстания. Уверен, и сейчас проявите себя не хуже.

Комплимент? Кажется, не искренний. Но я все равно кивнул.

— Теперь к вашей просьбе, — генерал задумчиво подвинул поближе лист бумаги. — Понимаю, что вы бы хотели получить назначение в свой старый батальон, где вас все знают, но… Вы же давно просили меня о повышении. У себя полк предложить вам не могу, а вот у Михаила Ивановича во 2-м Сибирском есть место, и он как раз просил меня поделиться толковым офицером. Покажете себя и, уверен, сможете, наконец, вырасти в настоящие полковники.[1]

Штакельберг замолчал, ожидая моей реакции.

Я тоже молчал. Начавшаяся было паника сменилась ледяным спокойствием. Как будто чужим, но так было намного проще.

Итак, то, что я попал на Русско-японскую войну, уже понятно. Если «до» было Боксерское восстание, а «сейчас» передом мной сидит барон Штакельберг, формируются Сибирские полки и открываются госпитали Красного креста, то что еще это может быть? Также было очевидно и то, что на самом деле толковым офицером меня никто не считает. После того, как на меня смотрели