День - Герман Иванович Романов

Алексей на память не жаловался — вроде как за Фридланд впервые награждать стали, хоть и поражение там случилось, но многие солдаты сражались в том сражении героически. И учитывая номера «знаков отличия» Анны и Георгия, они вполне могли принадлежать одному ветерану, что до 1807 года отслужил не менее двадцати лет. Но посмотрев на медаль на красной ленточке, так называемую «Александровскую», призадумался. И было отчего — на серебряном «кругляше» шла надпись «за труды и храбрость при взятии Ганжи», и дата 3 января 1804 года.

— Хм, выходит, он еще с персами повоевал, и с турками тоже…

В пальцах оказалась вторая медаль, на Георгиевской ленточке, тусклое серебро притянуло внимание надписью — «за отличие при взятии приступом Базарджика 22 мая 1810 г.». На аверсе был отчеканен профиль императора Александра I, с поясняющей императорский титул надписью. А вот следующие две медали были знакомы по набору открыток, посвященных русской армии 1812 года. Медаль в память войны на голубой ленточке, которую отчеканили сразу после изгнания неприятеля из России, и медаль за взятие Парижа в 1814 году, цветов Андреевской и Георгиевских лет, рядом расположенных. Насколько Лешка знал, то такое сочетание впервые использовалось в русской наградной системе. Вот только ленточки также отцвели и обветшали, хотя хранились бережно, без всякого сомнения.

— А вот это знаменитый Кульмский крест, которым прусский король пожаловал всех русских гвардейцев за победу в 1813 году над корпусом генерала Вандама. Как помнится, их именовали знаком отличия Железного Креста, без королевского вензеля и даты, и прямо на поле боя их вырезали из трофейных французских кирас, как только узнали об учреждении награды. Этот явно самодельный, один из первых образцов — тяжеленький.

Алексей покрутил в руках тевтонского образца крест из железа — сомнений не было, действительно кустарная работа. Это потом по повелению прусского короля Фридриха-Вильгельма III были изготовлены из жести кресты для солдат, а из листового серебра для офицеров — скаредность монарха проявилась во всей «красе», знаки просто ломались, настолько они были тонкие. Так что потом обладателям этой награды пришлось ее заказывать у русских мастеров, те втрое увеличили толщину металла.

На дне папиросной коробочки лежал пожелтевший от времени листок картонки, и вытянув его пальцами Лешка понял, что держит фотографию. Пригляделся — он явно где-то ее видел раньше. Старик с морщинистым лицом, с залысиной и вислыми, седыми усами, на сюртуке ленточки георгиевского креста и медали с «всевидящим оком» — за 1812 год. За ними непонятный крест на ленте, явно иностранная награда, раз за русской медалью по ранжиру. А дальше прикреплен Кульмский крест, тут никакой ошибки нет — слишком редкая награда, единственная в своем роде, узнаваемая.

— «То чудо господне, не иначе».

Алексей прочитал вслух надпись, нанесенную затейливой вязью, в самом низу еще одну, совсем другим почерком, но также на дореволюционном правописании, с «ятями» — «от Матвея дано мне на память». Что-то резануло глаз — одна из букв показалась странно знакомой. Но Алексей внимание обратил на дату из четырех цифр — 1885. Понятно, что год, но старик силен телесно — воевал с Наполеоном, и еще прожил больше семидесяти лет. И тут он вспомнил, где видел это фото — в памятном издании, посвященном декабристам в Сибири, где было множество портретов, и лишь одна такая фотография. Потому что заснятый на снимке человек был единственным, кто дожил до столь преклонных лет — Матвей Муравьев-Апостол, единственный из трех братьев, два других тоже были декабристами. Младший Ипполит застрелился после восстания Черниговского полка, которым командовал средний из братьев — подполковник Сергей Муравьев-Апостол, повешенный вместе с Павлом Пестелем, Кондратием Рылеевым и двумя другими заговорщиками.

— А для чего «Дед» все это хранит и никому не показывает? Тут персонал любого музея с ума сойдет…

Пробормотал Алексей и осекся, неожиданно почувствовав пробежавший по спине холодок — будто небольшую ледышку за воротник сунули. Быстро повернулся, и увидел у дверей улыбающегося Павла Ивановича, у ног которого стояла сумка с продуктами. И как вошел тихо, непонятно — дверь ведь всегда скрипела, а тут не звука.

— Сам ее вешал на петлях, и если чуть приподнять, то беззвучно откроется. Никто, кроме меня сей секрет не знает.

Старик словно мысли прочитал и усмехнулся — лицо настолько помолодело, что Лешка зажмурил глаза, не в силах поверить видению. Но когда раскрыл их, то наваждение исчезло. «Дед» снова постарел, скинул калоши, надел тапки, затем снял куртку и треух. И резковато спросил:

— Потому награды в коробке, а не в музее, там бы их живо продали. А я с ними свыкся. И какие выводы ты сделал, друг ситный?

— На фотографии декабрист Матвей Муравьев-Апостол, но награды не его — медали за Ганжу и Базарджик, и знак отличия святой Анны лишние. К тому же георгиевский крест с таким номером один из первых, а насколько я помню, декабристы Муравьев-Апостол и Якушин получили свои кресты за Бородино, а там номера уже были пятизначные.

— Не зря я тебя истории учил — разбираешься. А потому упреждаю твой вопрос — кому принадлежат эти награды. Всмотрись внимательно во вторую надпись, на букву «а» — и подумай, где ты ее еще видел…

Глава 3

— Ты такой букву «а» выводишь, «Дед»⁈ Ведь так⁈

Голос дал «петуха» — потрясение от догадки было настолько страшным, что Алексея нешуточно встряхнуло. В голове не укладывалось предположение, ну никак. Но и на шутку сказанное стариком не походило — к розыгрышам Павел Иванович относился отрицательно, и за двенадцать лет Лешка с подобными штуками от него ни разу не сталкивался. В голове полный сумбур — любой другой бы просто рассмеялся от предположения, что старик на свой возраст никак не тянет, причем не в сторону уменьшения лет, а их резкого увеличения, по первым прикидкам, как минимум втрое.

Безумие⁈ Да впору так, если бы не одно обстоятельство — последние несколько лет дед исподволь подводил его к мысли, что человечество стало жить гораздо меньше, чем раньше. Не все люди, тут как раз наоборот, а так называемые «долгожители», доля которых в общей массе и сейчас, и тогда, крайне незначительна. Но они были все время, и это отнюдь не домыслы — те же московские цари из династии Романовых как