Маршал северных направлений - Герман Иванович Романов

Тяжелые танки КВ на Дворцовой площади, возле Александровской колонны и Эрмитажа. Этот танк стал символом обороны Ленинграда в 1941 году — ни на одном фронте столько «климов» не имелось в те тяжелые дни…

Глава 2

— Товарищ полковник, товарищ полковник…

На лицо полилась холодная вода, и от нее Старокошко очнулся, пришел в себя. Мутило, спазм сдавил горло, и Александра Петровича вырвало, едва успел согнуться — так часто с теми бывает, кто дыма в подбитом танке наглотался. Зато рвота помогла очухаться, а протянутую фляжку воды полковник выхлебал, не обращая внимания, что вода стекает по подбородку прямо на еще тлеющий комбинезон. Сообразил, что его вытащили из подбитого КВ, не дали сгореть там заживо — такова страшная участь многих экипажей. Да и видеть стал, когда мокрой тряпкой протерли лицо.

— Что это было, капитан?

Склонившегося над ним заместителя командира 8-го тяжелого танкового полка он моментально признал — Дубенцов, вместе с ним в КВ был, только на месте наводчика, и стрелял неплохо, не растерял навыки.

— Полевая пушка 105 мм, у них в тяжелом гаубичном дивизионе одна такая батарея имеется. Дважды нам по мотору врезали, если бы по башне — всем бы хана была и сразу. А так повезло, что соляра со второго попадания вспыхнула. Ее Ермоленко раздавил, и расчет перестреляли, а то разбегаться стали как зайцы, порскнули в стороны. А вторую пушку целехонькой захватили, как и тягач, что ее приволок.

Как все люди, чудом спасшиеся от гибели, капитан был чрезвычайно разговорчив, люди поневоле словоохотливыми становятся, вот и его до сих пор «трясучка» пробирает — страх ведь до костей доходит, а потом долго от него избавляться приходится. И так каждый раз происходит, и гибель товарищей всегда тяжело переживаешь, эмоции бурлят. И понимание доходит — сегодня они погибли, тебе повезло, но скоро и ты в очереди к «костлявой» окажешься, и в уголек превратишься в адском пламени сгоревшего танка, такого маленького тельца, которое живой плоти лишается.

— Я не про пушку, про танк. Ты ему в «лобешник» попал, потом в башню, а снаряды отскочили, один «свечкой» ушел. Там же всего двадцать пять миллиметров броня, наши «бронебойные» ее проломить должны — тут и четырехсот метров нет, даже триста выйдет — вон, сколько мы их тут сегодня «покрошили», все поле уставлено.

Действительно, зрелище было впечатляющее — все поле было покрыто сгоревшими и подбитыми танками. Засада с последующей контратакой удались на все сто процентов — такого немцы явно не ожидали, что их притворным отступлением заманят на место будущей бойни. Все же два десятка КВ, нанесших мощный удар страшная сила, обычно бросали в бой несколько экипажей, стараясь прикрыть и поддержать пехоту, вот их немцы и подбивали, пусть нелегко, но сосредотачивали по медленно идущим исполинам огонь из чего только возможно. А вот с полком сразу справиться не сумели — тут их просто раздавили, и лишь спешное отступление спасло танки германского авангарда, опрометчиво вышедших вперед в пылу преследования, как тогда показалось германскому командиру, «бегущих в панике» русских. И ошибся фашист, а за такие «промахи» на войне взимают «двойную цену».

Так и здесь произошло — немцы потеряли не меньше двух десятков танков, половину из которых составляли «чехи». А вот «четверок» и маленьких «двоек» было примерно поровну, по полдесятка. И некоторые танки выглядели вполне целыми, стояли с открытыми люками, брошенные своими экипажами — нервы у немцев не железные, а когда видишь прорву советских тяжелых КВ, а ты удрать от них со сбитой гусеницей не сможешь, вот тут и вступает в дело свойственное человеку желание выжить.

— Так они, товарищ полковник, эти танки «экранировать» стали, дюймовые плиты на лоб корпуса и башни на болты прикручивают, а то и сваркой прихватывают. А полста миллиметров даже с трехсот метров пробить трудно, под углом ведь стреляем. А так коротковаты наши пушки, надо посерьезнее орудие ставить, хоть Ф-34, никак не короче должен быть ствол. Вон как у зениток — им главное попасть, а там немцам без шансов.

— Ага, что им, что нам, — пробормотал Старокошко, вставая на чуть подгибающиеся в коленях ноги. Немецкие зенитные 88 мм орудия являлись страшным противником, приходилось сталкиваться — даже с километра толстая броня КВ не спасала, снаряды ее буквально проламывали. Хорошо, что сейчас нашли противодействие в 120 мм минометах, батарея которых придавалась каждой танковой бригаде. Позиции «ахт-ахт» тут же засыпались пудовыми минами, взрывы и осколки выкашивали прислугу. Да и танковые пушки старались «гвоздить» по достаточно большой цели. А такой являлась массивная и большая четырехколесная повозка лафета. На ней и устанавливалась за высоким броневым щитом длинноствольное орудие, способное стрелять как по самолетам, так и убийственно точно поражать танки. И хорошо, что сегодня у противника таких не имелось…

— «Четверка» и три «чеха» вполне исправны, наскоро отремонтировать, «обуть», экипажам дать время на ознакомление — и в бой пускать можно. Хорошо мы сегодня «повеселились», Александр Петрович, я такого зрелища никогда в жизни не видел.

— Ты думаешь, Андрей Владимирович, я частенько подобное зрел⁈

Старокошко хмыкнул, поглядывая на подполковника Зазимко — тот чуть ли не «светился» от первой победы. Да оно и понятно, очень редко подбивали столько неприятельских танков за один бой, по крайней мере, только один случай был известен, а тут не только наколошматили, но и трофеи захватили богатейшие ценой потери всего трех КВ, один из которых можно отремонтировать. Так что состоявшийся «обмен» один против десяти являлся удачным в высшей степени, до боя о таком никто помыслить не мог. И что для немцев скверно, так то, что поле боя осталось за русскими, что бывало крайне редко. Но тут корпусные артполки не только поставили плотный заградительный огонь, но прошлись в глубину построения вражеской дивизии, столь опрометчиво выдвинувшейся вперед. А пехота вернулась обратно, при поддержке танков выбив противника и снова заняв позиции, словно ничего и не случилось в ее преднамеренном отходе.

— Хорошо воевать сегодня, — пробормотал Старокошко, машинально поглядывая вверх. Небо ведь затянуто низкими облаками, накрапывает дождик — обычная для этих мест «плаксивая» погода. Но к вечеру станет яснее, а вот с утра прилетят «лаптежники», как вчера, и мало никому не покажется. Бомбить будут так, что все на свете проклянешь — лучше три