Дайте мне меч, и я переверну мир! Том 4 - Стас Кузнецов

— Это ничего не доказывает! — яростно возразил седовласый брат.

— Это доказывает очень многое, — возразил Леон. — А именно то, что среди братьев есть кучка предателей, которые ослепили Триликого на тринадцать дней, осквернив цепь кровью единорога.

Повисло тяжелое молчание. Братья растеряно переглядывались друг с другом.

— Этого не может быть, — процедил брат Морган и одна из его монгольских скул задергалась. — Все мы знаем, что в случае такого вероломного предательства, как только Треликий узрит истину, кара будет страшна. Никто на это не пойдет!

— Да, действительно никто бы не пошел на это, — не стал спорить Леон, — если бы не был по какой-то причине уверен, что они может избежать проклятья.

— Избежать проклятья невозможно! — раздраженно возразил брат Морган. — Я напомню вам, что тот брат или братья, которые это сотворят, начнут гнить заживо и будут смердеть тринадцать месяцев — это самая страшная кара из всех возможных. Ничто им не сможет помочь, после того, как Триликий прозреет.

— Ничто, — кивнул Леон. — Кроме даров Матери-Богине. Их как раз шесть, насколько мне помнится, и, надев любой из этих предмето, можно победить смерть. И даже укрыться от гнева Триликого. Мне вот только интересно, как вы распределили дары, кто будет таскаться с диадемой, обратившись из брата в сестру? — С издевкой, спросил Леон, сверля братьев тяжелым взглядом.

Я задумался, последний раз я видел дары Матери-Богине на Кире, а дальнейшая их судьба, после похищения Вардом Киры, мне была неизвестно. Вард бы тоже не выпустил их так просто из своих цепких лап. Как же они могли оказаться в руках ордена Триликого?

Я понял, что это было возможным только через Арчибальда. Зацепившись за ниточку. я стал разматывать клубок дальше. Арчибальда, обратив в мумию, унесли ворогды — слуги Варда, очевидно, в его замок, а это значит, там, в замке, Арчибальд каким-то образом сумел стащить у Варда дары Матери-Богине. Очень интересно, как ему это вообще удалось, но, по-видимому, всё-таки удалось.

Я глянул в сторону, где должны были сидеть обвинившие нас герцоги и увидел, что места Глостеров пусты и судя по всему, пусты давно. Я было открыл рот, чтобы указать на это толстое обстоятельство Леону, но мне этого не дали сделать.

— Это только ваши домыслы, — взвизгнул альбинос. — Вы самозванцы и смутьяны!

— Эти суждения не выдерживают никакой критики! — поддержал альбиноса чернобородый брат.

— А я и не просил вас их критиковать, — жёстко отрезал Леон. — Стража, прошу прилюдно обыскать всех братьев. И продемонстрировать народу содержимое их карманов.

Стража подчинилась королю, не раздумывая ни секунды. Это значило, что братья ордена Триликого окончательно утратили бразды правления, и власть в городе переменилась. И похоже, братья такой поворот событий осознавали, вот только признавать не хотели.

— Вы не смеете! — трое братьев вложили в голос силу и даже одномоментно взмахнули руками, видимо, рассчитывая магией отшвырнуть стражников. Однако, даже ни один волосок на головах у стражников не шелохнулся.

Корона на голове Леона вновь ослепительно блеснула.

— Пока эти люди выполняют мои приказы, они под защитой короны, — спокойно объявил Леон.

Стражники, уверившись, что теперь сила на их стороне, начали наступать на братьев уверенней. Но, все же, без обычного в таких случаях рвения, видимо, в них слишком долго воспитывался страх и трепет перед богоизбранными служителями культа.

— Я готов быть первым, — вызвался брат Итан, вновь подавая пример остальным. — Дабы доказать всем людям, что вы заблуждаетесь в нас, ваше величество.

Брат Итан, действительно оказался чист, кроме свитка с обвинениями и связки ключей в его карманах ничего обнаружено не было. Следом наступила очередь узкоглазого брата Моргана. У того тоже ничего подозрительного не нашли, разве что осколок странного зеркальца вызвал некоторое любопытство.

У следующего за ним брата карманы были набиты ни чем иным как семечками. И по неосторожности стражник просыпал их. Семечки градом разлетелись по деревянному помосту, что привлекло стайку активных воробьишек и ленивого голубя.

Я уже стал нервничать, ведь не обязательно же предателям таскать Дары Матери-Богине в карманах, они могли припрятать их до поры до времени в каком-нибудь тайнике и надеть тогда, когда Треликий прозреет.

Но тут очередь дошла до альбиноса, и в рукаве у него как раз обнаружилась та самая диадема Матери Богине. Нашелся брат, который готов был стать сестрой.

Толпа в возмущении зароптала.

Брат Итан в ужасе глядел на сверкающую диадему изъятую стражником у своего брата по ордену в то же время азиатское лицо брата Моргана оставалось спокойным, лишь подрагивали крылья носа, как у разъяренного дракона.

Альбинос, сделав рожу кирпичом, молчал. Вслед за ним вскрылись и другие сообщники, у которых были обнаружены: амулет, кольцо, кинжал, зелье и мантия. Не обошлось и без попыток к сопротивлению, но они были мгновенно пресечены самими же братьями ордена. По велению Леона предателей заковали в кандалы.

— Как вы могли предать Триликого? Из-за вас Ордену теперь не отмыться во веки веком! — неожиданно накинулся брат Морган на чернобородого, схватив его за грудки и хорошенько встряхнув.

— Ты дурак Морган, — чернобородый оторвал от себя руки брата по ордену и оттолкнул его. — Неужели ты не понимаешь, что появление сокола — означает наш конец⁈ Мы лишь пытались удержать власть в руках. Сохранить порядок Триликого. Думаешь, вот этот мальчишка, который много лет не мог попасть даже в Академию Триликого, сможет победить ворона⁈ По всем герцогствам ходили слухи об его разгильдяйстве и никчемности. Богиня жизни Аве ошиблась! А благодаря нам у ворона есть противник под стать ему — Седрик Тёмный помог бы нам победить!

— Какова цена этой победы, вы, очевидно, не задумывались. — скривился брат Морган. — Не всегда цель оправдывает средства.

— История всех рассудит. Потомки запомнят наш подвиг! — пафосно изрек альбинос.

— Если по вине ваших подвигов они смогут выжить в назревающей войне, — мрачно покачал головой брат Итан. — А теперь вас казнят.

— Ну что вы, брат Итан, участь для них решит Триликий, — вежливо возразил Леон. — Как только он прозреет, он увидит истину и, ничего не сможет ему теперь помешать, обрушить свой суд