Второй - Сергей Артурович Медведев

она ограничена десятью секундами. Автор статьи «Куры и проблемы выживания» предполагал, что столь короткая память – это защитный механизм птиц, иначе они сошли бы с ума, столько много смертей своих близких им приходится видеть чуть ли не ежедневно.

Петух взлетел на забор, испугавшись пожилого человека в фуфайке и бейсболке. Петя видел Виктора Сергеевича каждый день, но всякий раз пугался. У Пети и впрямь была плохая память.

– Ну что ты, Петя! Я ж только погладить. Это я, Виктор! Витя! Эх ты! Если что, знай, я за тебя. Никому тебя не отдам. Мы же оба пенсионеры. Мы должны держаться друг друга. Ты знаешь, Петя, какие дела творятся. Как много неожиданностей со знаком минус в этой жизни. О! Мы раньше не могли даже представить, какие надо будет принимать решения! Вот взять Вадика Леонидова. Вот я, предположим, увидел, что он хочет присвоить мою курицу. И что надо делать? Застрелить? За курицу? Ты не обижайся, что я о курах так пренебрежительно. Не обижаешься? А если не застрелишь, то он тебя, меня то есть, сам застрелит. Наверное. А может, не застрелит, может, он не настроен на убийство? Услышит мой голос, испугается и убежит. Другой вариант. Если я сразу выстрелю в него солью, попаду в него, а он разозлится? Подождать, пока он первым откроет огонь? А потом бросить в него гранату? Так-то, Петя. Непонятно, как себя вести. Цена вопроса неизвестна. Мы и в город не вернулись, чтобы быть подальше от таких вопросов. Может, сразу сдаться? Сдаться, а потом встроиться в имеющуюся систему. Я не знаю, Петя! Не знаю! Выбор линии поведения – вот главный конфликт эпохи! Ты, выбравший линию А, конфликтуешь с частью себя, выбравшей линию Б. Вот! Запишу в дневник.

Наиболее драматические наблюдения за жизнью Виктор Сергеевич записывал карандашом в черный блокнот. К осени 2034 года в нем было сто семьдесят страниц.

Пропавшая курица в конце концов нашлась. Точнее, ее голова и перья. В крови.

– Это лиса приходила, видно, что была жестокая борьба, куски лисьего меха повсюду, они всегда оставляют птичью голову на месте преступления, – радостно крикнул Виктор Сергеевич жене.

– Ну слава богу. Не человек. Но все равно надо забор укрепить. Веток акации нарежь. Разбросай под забором и замажь глиной.

Виктор задумался. Несмотря ни на что, у него было хорошее настроение. Потому что день был солнечный. Солнечному утру в конце октября, после недели дождей, радуешься больше, чем стабильно жарким летом. И Виктор Сергеевич радовался: улыбнулся Петру, потер подбородок, глубоко вдохнул носом и шумно выдохнул ртом. Радовался, несмотря на мертвую курицу. Про акации он не расслышал…

– Витя, ты меня слышишь, надо укрепить забор!

– Слышу, слышу! – не задумываясь о смысле услышанного, ответил Виктор.

«Хорошо было бы, конечно, завести большую собаку. Но это лишний рот, лишний шум и лишнее внимание к дому. А это даже хуже, чем лишний рот», – подумал Виктор Сергеевич.

Собак в поселке не было ни у кого. Даже у Полковника.

2. Полковник и другие обитатели поселка

Полковником в поселке звали Ивана Ивановича Петренко. Он гордился этим прозвищем, поскольку на самом деле дослужился лишь до подполковника. Но где вы слышали кличку Подполковник? Слово не ложится на язык. Жители поселка повысили Петренко в звании.

Ивану Ивановичу было далеко за шестьдесят. Весил он около восьмидесяти килограммов, имел рост выше среднего, красил волосы хной: при ярком освещении Петренко казался рыжим. Хна попала к Полковнику случайно: это все, что осталось от местной парикмахерской «Весна». Точнее, к тому моменту, когда Петренко пришел обследовать сгоревшее здание.

Когда-то Иван Иванович был поселковым участковым. Считал себя недооцененным кадром. Однажды, рискуя жизнью, он поймал сексуального маньяка и лет десять ждал, что его повысят в звании, переведут в областной центр. Но что-то сломалось в бюрократической машине, сразу Петренко в город не перевели… А потом – буквально за три года – забылась суть подвига. Осталась легенда об участковом, по ночам переодевавшемся в женщину.

Так оно и было. Петренко переодевался в женщину, так как маньяк охотился на женщин в мини-юбках. Но в упрощенной подаче легенда звучала немного обидно для Полковника. Черты маньяка можно было предположить и у него самого.

Вскоре забылась и легенда. Все забылось.

В позднесоветские времена, когда в поселке у моря начали селиться вышедшие на пенсию начальники, Полковника соединили проводной связью со всеми ценными пенсионерами. Таковых было ровно двадцать человек.

В принципе, и до Смуты Маргаритовка была неспокойным местом. Местные не любили приезжих, особенно если те строили двухэтажные дома. Двухэтажным в поселке мог быть только памятник архитектуры – дворец девятнадцатого века (в начале двадцать первого – дом культуры).

В случае конфликта бывшие ценные кадры могли позвонить Полковнику. Полковник мог вызвать милицию: у него была радиостанция. Ну, или самому прийти на помощь, если просматривался благоприятный для всех исход, без смертоубийства.

Чтобы позвонить Петренко, надо было покрутить ручку динамо-машины и выработать электрический ток. Тогда на другом конце провода оглушительно звенели два стальных стакана. Это было неудобно, но зато потом, когда стало пропадать электричество, пенсионеры оценили надежность древней советской связи: она работала всегда.

– «Первый», «первый», говорит «Десятый».

– «Первый» слушает, «Десятый», докладывайте.

У Полковника изначально был позывной «Первый».

Позывной устанавливал в поселке иерархию. Полковник – «Первый», все остальные были «Второй», «Третий» и так далее. Что-то похожее мы видим на плавсредствах. Там капитан всегда первый, какими бы высокопоставленными ни были пассажиры. Среди обитателей Маргаритовки был даже директор местного металлургического комбината, но он был только «Третьим».

Виктор Сергеевич поначалу был «Двадцатым», потом, по мере естественной убыли хозяев номеров, сразу стал «Одиннадцатым». Однажды, уже в 2033 году, Полковник позвонил Виктору Сергеевичу и торжественно объявил:

– Поздравляю, Витя, с новым позывным. Ты теперь «Второй». Не «Одиннадцатый», а «Второй». Что скажешь?

– «Второй» на проводе! К приему сигналов готов! – пошутил тогда Виктор Сергеевич.

Автомеханик Максим Степанов с Первой улицы к 2034 году был «Четвертым». В Маргаритовку он приехал в самом начале Смуты. Приехал из города вместе с отцом, полным мужчиной под восемьдесят, а может, и больше. У отца отдельного позывного не было, да и трубку он никогда не брал.

У Максима было психическое расстройство, освобождающее его от воинской службы. У отца расстройств было больше. По идее, он должен был отдыхать в психбольнице, но и сын, и отец были против. Отца звали Романом, он всегда –