Второй - Сергей Артурович Медведев

зимой и летом – носил длинное пальто на голое тело и никогда не мылся. Запах грязного тела Роман Максимович маскировал ароматом лука, смешанного с чесноком и укропом. Пастой из лука, чеснока и укропа сумасшедший пенсионер обмазывал тело.

Степанов-старший полагал, что люди, унюхав диковинный аромат, подумают: «А старик-то не промах, может себе позволить гуляш».

Роман Максимович когда-то работал главным инженером на небольшом ростовском радиозаводе. Постепенно мужчина сошел с ума, но на фоне общей заводской разрухи его странности долгие годы казались нормой, вполне приемлемым отклонением в сторону строгости. Он мог вырвать у подчиненного клок бороды – не любил бороды, или сорвать с женщины мини-юбку – то ли не любил мини-юбки, то ли, напротив, очень любил.

Была еще одна странность у Степанова-старшего: иногда он объявлял себя мусульманином по имени Равиль. В эти дни он был особо неравнодушен к мини-юбкам, бороды в такие дни, напротив, он терпел. Однажды, называя себя Равилем, на заводской планерке он выпорол розгами главного технолога – женщину пятидесяти лет, героя соцтруда, между прочим. Он увидел ее курящей в заводском сквере. При этом два заместителя главного технолога – мужчины за шестьдесят, – едва заметно улыбаясь, привязали голую начальницу к столу.

Женщина уволилась, но жаловаться в партийные органы не стала.

На странности Романа Максимовича обратили внимание только после того, как он уже в начале 90-х вырвал клок ярко-красных волос на голове руководителя корейской делегации, женщины. Корейцы планировали открыть на заводе совместное производство видеомагнитофонов. Но после инцидента передумали.

Роман, который после случая с корейцами стал Равилем, часто плевался и громко кричал: «Мне больно!», «Дайте воды», «Не вижу неба», «Нас окружают нацмены».

Максим научился расшифровывать настроение отца. Если тот кричал «Нас окружают нацмены», Максим говорил:

– Солнечный день будет, отца «крутит».

Несмотря на все ужасы, Максим любил отца:

– Я же не могу его выгнать на улицу, как жену. Отец не жена. Его не выгонишь. А я весь в отца. Поэтому мне, говоря по-человечески, удобнее любить его, а не жену.

Максим рассказывал об отце много раз. Истории дополнялись новыми подробностями, часто более зловещими. Так высеченный главный технолог превратился в девушку в мини-юбке, невесту Максима…

Спецсвязь у Максима и его отца появилась не сразу. Сначала они жили на улице Третьей, в обычном доме, без связи. Но Полковник настоял на переезде Степанова на Первую, в дом со связью.

– Ты, Максим, специалист, автомеханик, ценный кадр, ты всегда должен быть у меня под рукой и являться ко мне по первому зову. Будешь «Четвертым».

У любителей фейерверков и возмутителей спокойствия Леонидовых спецсвязи не было никогда. Нинка, глава странного семейства, местная, когда-то работала директором в сельскохозяйственном техникуме. Ценности не представляла. Никогда. Ни тогда, ни сейчас.

Немного о Нинке.

В 2034 году ей было чуть за пятьдесят. В поселке о Нинке было известно, что в юности у нее была хорошая фигура, а вот лицо полноватое. Леонидова носила большие пластмассовые очки со стеклами без диоптрий. Очки, по ее разумению, должны были придавать дополнительную сексуальность. Нинка хотела и после сорока оставаться школьницей – в мини-юбке, такая внешность не подразумевает работу в поле. Леонидова мало работала и часто голодала.

Кто отец Вадика, Нинка не знала.

– Из военных чинов, – говорила она. – Скажем, интендант внутренней службы.

Еще несколько слов о Полковнике, пока не забыл.

После начала Смуты Иван Иванович считал себя единственным представителем власти в радиусе двадцати километров. Своего огорода или кур Петренко не держал. Как он вел домашнее хозяйство, было непонятно. Вероятно, его подкармливали животноводы, жившие неподалеку. Услуга за услугу. Животноводы обеспечивали Полковника мясом, Петренко отвечал за безопасность животноводов, ездил в город улаживать конфликты маргаритовских животноводов с другими. Животноводов было человек сорок, четыре большие семьи: с детьми, старухами, молодыми девками. Иногда животноводы рвались на минах, и тогда их количество уменьшалось, а иногда и увеличивалось – за счет прибившихся беспризорных городских женщин. Жили животноводы в пяти километрах от Маргаритовки, на Чумбур-Косе, в бывшем детском оздоровительном лагере.

Петренко считал, что животноводов завезли в эти края не случайно и главная их задача – естественное разминирование ценой собственной жизни и с помощью овец, а само выращивание овец – на втором месте. Не может быть, чтобы животноводов завозили только ради животноводства. Животноводство – на втором месте.

«Может быть, он прав», – подумал Виктор Сергеевич. Все овцы, которых он когда-либо видел, имели рваные раны и множественные осколочные ранения.

Виктор Сергеевич никогда не спрашивал у Полковника о быте, считал это неприличным. Точнее, предполагал, что первый вопрос потянет за собой другие, более опасные. Типа сколько человек вы убили. Неудобно спрашивать об этом руководителя.

– А что вы едите? – как-то спросила бесстрашная Лида. – Почему помидоры не выращиваете?

– По званию не положено нам что-то выращивать, – усмехнулся Полковник и перекрестился. – Почитай историю. Я – защитник. Я защищаю выращенное другими, это мое предназначение. Ну и о кроликах забывать не надо. Кролики всюду, ешь не хочу.

Действительно, кролики были на каждом шагу. Они прогнали кошек и собак, освободили нишу.

О том, что Виктор когда-то был директором обувной фабрики, Петренко, разумеется, знал. Специального разговора на эту тему между ними не было, но иногда Полковник приходил к Виктору со старыми ботинками и просьбой:

– Посмотри, что-то еще можно с ними сделать?

– Себе? – иногда интересовался Виктор Сергеевич.

– Еще не решил. Может, животноводам отдам. Просили поддержать. В обмен на мясо.

Виктор смотрел ботинки и что-то делал. Если было возможно.

Однажды Полковник принес Виктору абсолютно новые женские туфельки. Из натуральной черной лакированной кожи, остроносые, на высоких каблуках.

– Вот нашел в степи, не поверишь. Можно на пару размеров увеличить? Жене маловаты.

Через пару дней Полковник поссорился с женой и сказал, что туфли увеличивать не надо.

– Обойдется. Куда ей в этих туфлях ходить? Будем искать золушку под размер, – без тени улыбки сообщил Петренко.

Жена Полковника, Наташка, в свои пятьдесят пять – женщина с избыточным весом и редкими седыми волосами. Когда-то она была красавицей, работала в районной санэпидстанции. Лейтенант Петренко хотел иметь связи в этом ведомстве, считал, что это поможет его продвижению по службе. Связи лейтенант приобрел, но продвижению по службе это не помогло, потому что Наташка ушла в декрет и в санэпидстанцию уже не вернулась. У Полковника и Наташки было трое детей, все мальчики. Полковник отдал их в Суворовское училище. Дети презирали отца и не общались с ним.

– Понимаешь, Витя, всех мальчиков оставить