Деньги не пахнут - Константин Владимирович Ежов

Тем не менее, денег хватило, чтобы купить маленькую прачечную и уютный дом в тихом городке в Пенсильвании. Здесь, говорили, было проще получить гражданство.

Материально мы не бедствовали, но отец… он словно потерял себя.

— Если бы я только остался в министерстве…, — иногда говорил он, глядя в одну точку.

В родной деревне в Сибири (теперь это можно было бы с чистой совестью назвать "богом забытой глушью") его называли богом целованным, вырвавшимся из маленького села. А теперь этот "отмеченный богом" стоял за стойкой прачечной в чужой стране. Он хмурел всё чаще. И, то ли от стресса, то ли от злой иронии судьбы, врачи поставили ему диагноз — рак. Через год его не стало.

В завещании он оставил лишь одно:

— Стань врачом. Обязательно.

Будем откровенными, уже тогда стал человеком, который смотрит на жизнь через призму цифр.

— Какая у них зарплата? — спросил однажды, и отец промолчал, только посмотрел как-то грустно.

Подростковые годы прожил, скатываясь с вершины: сын работника министерства — сын безработного — сирота в девятнадцать, да ещё в чужой стране. Тогда думал: "А если бы у нас было больше денег, разве всё сложилось бы так плохо?"

Стабильность профессии врача казалась привлекательной.

— Если пластическая хирургия, то согласен, — отшутился как-то, но в итоге сдержал слово. В колледже учился, как одержимый, поступил в престижный медвуз. Толстенные, как кирпичи, учебники по анатомии глотал без особого удовольствия, но без сожалений.

Так было до первой практики.

— Почему вы вообще хотите быть врачами? — спросил пожилой доктор с уставшими глазами.

— Ну… престиж, хорошие деньги….

— Престиж? — он рассмеялся глухо. — Кто теперь уважает врачей? Либо недолечил — и на тебя заведут дело, либо перелечил — и снова виноват.

И вот так начал слышать всё больше циничных шуток от старших коллег:

— Сейчас врач — это не лечащий, а бумажный червь. Большую часть времени мы тратим на отчёты. Пациент, который не приносит прибыль, койку не получит.

Через пару месяцев я сам стал свидетелем нелепиц:

— Вы хотите поставить стент 89-летнему старику?

— Он этого хочет, и мы обязаны.

— Но он не понимает…

— Переубеждать — нарушение его прав.

Реальная власть принадлежала не врачам, а управляющему в дорогом костюме, который считал прибыль важнее диагноза.

Мне казалось, что ошибся. Но потом пришёл 2009-й. Мировой кризис. И новость: Goldman Sachs выплатил своим топам 240 миллионов долларов бонусов. Все были в ярости. А я… я понял, куда мне надо.

— Даже если мир рушится, в центре бури тихо, — подумал тогда цинично.

Совесть? Справедливость? Пусть ими занимаются другие. Я хотел твёрдую землю под ногами.

В 2013-м оказался на Уолл-стрит. И да, свои деньги заработал в пиндосии. А теперь прикиньте цинизм ситуации, что их деньги шли на защиту тех, кто убивал их марионеток.

Компания, куда устроился, называлась Goldman Sachs.

Да, да, именно тот самый Goldman Sachs, что, не моргнув глазом, раздавал своим верхушкам мешки денег в виде бонусов, будто в мире не случилось никакого кризиса. Им было плевать на газеты, на телевидение, на то, что о них думает публика. Всё это — суета для бедных.

В кулуарах их называли чуть ли не дьяволом в дорогом костюме — одним из главных виновников финансового обвала. Но я-то видел другое: машину, которая продолжала работать, когда вокруг всё рушилось, и делала это с хищной грацией.

И вот тогда, наконец почувствовал, что попал в нужное место. Словно всю жизнь плыл впотьмах, а тут вышел на палубу огромного лайнера, который идёт против шторма, и понял — тут тепло, сухо и надёжно.

Вот тогда-то жизнь и начала становиться по-настоящему интересной.

Чем же занимается Goldman Sachs?

Большинство людей думают: "Ну, это, наверное, контора, которая торгует ценными бумагами". Кто-то уточняет: "Они ведь выпускают акции и облигации, гоняют их по бирже, да?

Нет. Всё это — мимо.

Goldman — это не брокерская лавочка, а инвестиционный банк. Проще говоря, это банк не для бабушки с сберкнижкой, а для корпораций, фондов и крупных инвесторов.

И вот тут у людей начинается ступор:

— А чем, простите, занимается банк, которому нельзя просто прийти и положить на счёт пару тысяч?

Ответ в двух словах не дашь. Тут всё хитрее. Наши клиенты не приходят к нам с мешками наличных, как в обычный банк. Они приходят с идеями, планами, проектами — и, главное, с деньгами, которые нужно пустить в дело так, чтобы они приумножились.

В любом случае…. Когда только пришёл в **Goldman Sachs**, понятия не имел, чем эта махина вообще занимается.

Честно говоря, даже после десятинедельной стажировки — пусто в голове. Полгода работы — и всё так же. Ноль.

Как так? Как можно полгода работать в компании и не понимать, чем она живёт?

Очень просто. Потому что не был в прямом смысле человеком — а был рабом.

Представьте себе галеру — древний корабль, в чреве которого, в тёмном, душном трюме, сидят рабы и гребут. Они не видят ни горизонта, ни капитана, ни того, что за груз наверху. Они просто тянут весло день за днём, ночь за ночью, в запахе пота и смолы, под ритм барабана, пока руки не перестают их слушаться.

Я был одним из таких рабов. Только моё весло называлось Excel.

В инвестиционных банках есть целая каста "гребцов Excel" — людей, которые с восьми утра до четырёх утра следующего дня штампуют одну таблицу за другой.

Десятки графиков, расчётов, сводок. Клиент смотрит на этот шедевр пять секунд, иногда меньше, кивает и… выбрасывает в корзину. И это нормально — ведь всегда найдутся новые гребцы, готовые налепить свежие таблицы.

Я был выбран в этот стройный ряд безымянных гребцов. Так и сделал первый шаг на Уолл-стрит. Смешно, не правда ли?

Зато по документам значился ажно "аналитиком". Звучит гордо, правда? На деле — всё то же весло на галере.

И с первых же дней понял: у меня впереди испытание.

В инвестиционных банках каждый аналитик подписывает двухлетний контракт. По его истечении лишь горстка счастливчиков получает повышение и возможность подняться наверх, на палубу, к "команде".

Но и там расслабляться нельзя. На палубе начинается совсем другая война — под ковром, с улыбками на лицах и ножами в руках. Мир, где выживает сильнейший, а десять процентов худших безжалостно вышвыривают за борт.

Только те, кто выдержат эту мясорубку, могут рассчитывать на повышение