Ненормальный практик 5 - Отшельник Извращённый

— Нет, — отвечаю честно. — Но живой.

— Это уже что-то. Я… я видела всё через дрон. Пит… он уже не был человеком.

— Знаю. Но от этого не легче.

Чёрная субстанция медленно втягивается обратно. Оставляет меня голым под тропическим ливнём. Человеком. Уставшим, измотанным, но человеком.

Подбираю жетоны Пита. Сжимаю в кулаке.

Пока ещё человеком…

Морозный Клык

…Просыпаюсь в холодном поту. Сердце бьётся тяжело, рвано, как у полумертвеца. Простыни промокли насквозь, будто не спал, а плавал в проруби всю ночь.

Комната пуста. Только я, четыре стены и призраки прошлого, которые, сука, даже за аренду не платят.

Приснится же. При том уже какую ночь подряд. Даже стало изматывать.

Сажусь на край кровати, утираю ладонями лицо. Пальцы всё ещё перенапряжены. Прекрасное начало дня, ничего не скажешь. Семь дней прошло с взятия форта, а кошмары только усиливаются. Даже не знаю, с чего подсознание решило устроить мне персональный кинотеатр ужасов? Ну хоть билеты бесплатные.

Встаю, подхожу к окну. Половицы скрипят так, будто рассказывают всему миру: «Эй, смотрите, наш засранец проснулся!» За мутным стеклом виднеются очертания утреннего Морозного Клыка во всей своей депрессивной красе. Солнце освещает заснеженные крыши. Снег всё падает, бесконечный, зараза. И ведь это только декабрь. Впереди ещё два месяца полноценной зимы.

Что самое весёлое в этом городке? Наверное, что даже собаки не лают по утрам. Может сгинули от тоски? Или просто поумнее людей, да свалили при первой возможности в места потеплее.

В тазике — вчерашняя вода. Ледяная, как взгляд бывшей, когда видит тебя с другой. Погружаю лицо, задерживаю дыхание. Лучше любого будильника. Мгновенная бодрость и желание материться на трёх языках. Поднимаю голову, капли стекают по подбородку, падая обратно с тихим плюх-плюх. Можно сказать медитативно, если бы не ощущение, что мою рожу только что облизал ледяной демон.

Тянусь к полотенцу. Ткань, похожая на наждачку, царапает кожу. В треснутом зеркале — то ещё зрелище. Вроде и я, но как будто с похмелья после недельного запоя, которого не было. Тёмные круги под глазами делают взгляд ещё старше, чем было. Да и, как ни посмотри, а за этот месяц будто пару годков прибавил. Теперь у меня образ не «молокосос», а «молодой уставший воин» ещё и с тёмным прошлым. Девочки вряд ли бы пищали от восторга, если бы знали, что это самое тёмное прошлое, действительно, тёмное. Короче, если в двух словах, то телу восемнадцать, душе под сотню, а выгляжу на неопределённые двадцать.

Провожу ладонью по редкой щетине. Надо бы побриться, но Мари говорит, что так мужественнее. Мари, ох, Мари… Милая девочка, которая думает, что умеет… кхм… делать то, что пытается делать. Старается изо всех сил, правда. Вчера аж подавилась от усердия. Пришлось притворяться, что мне хорошо, дабы не расстраивать.

Н-да. И когда это я стал таким сентиментальным мудаком? В прошлом женщины были просто способом снять стресс между миссиями. Взял, разрядился, ушёл. Никаких «ох, дорогая, ты была великолепна». А здесь… Может, виновато молодое тело? Гормоны бурлят как кипящий чайник, мозг отключается при виде любой юбки?

Или просто не хочу быть один. Как последние годы в былой жизни. Как-нибудь поразмышляю на этот счёт.

Потягиваюсь. Немного зарядки. Можно одеваться.

Белые брюки висят на спинке стула. Имперские, выданные ещё в лагере Петровичем со склада. Удивительно крепкая ткань, кстати, столько всего пережила, да и в целом всё ещё цивильно смотрятся. Видимо, интенданты иногда не воруют, а реально закупают качественные вещи. Чудеса случаются.

Натягиваю их, застёгиваю.

Следом рубашка. Свитер. И кожаный панцирь. А это уже обновка. Подарок от Петровича после того, как меня произвели в капитаны. «Настоящая северная выделка!» — гордо заявил он тогда. Панцирь и правда хорош. Лёгкий, гибкий, прочный. Шнуровка сбоку, пряжки на плечах. Пока затягиваю, думаю — сколько ещё таких утренних подъёмов «не с той ноги»? Сколько ещё раз придётся собирать себя по кускам после кошмаров, как грёбаный конструктор? Чувствую себя столетним ворчуном. Лучше бы вообще не снились сны.

Чёрные сапоги. Тоже имперские, выданные штрафникам в общем порядке. Удобные, тёплые, и что удивительное — до сих пор не развалились.

Накидываю зелёный плащ на плечи. Четыреста лет этой тряпке, а выглядит как новая. Интересно, сколько владельцев сменила? Держу пари, каждый думал, что будет носить её долго и счастливо. Ага. Любопытно, кто будет его следующим хозяином после меня. И как его заполучит.

Последний штрих — коричневый шарф. Мягкая шерсть, пахнет травами. Фрея связала. Видел, как она корпела над ним вечерами. Так старательно. Каждая петля, как маленькое доказательство того, что кому-то не всё равно на тебя. Приятное чувство. Ох, уж эта Фрея. Всегда вызывает лишь тепло. Не пытается переделать меня, не лезет с глупыми вопросами. Просто рядом. Молчит, когда нужно молчать. Говорит, когда пора отвлечься. Умная женщина. Таких мало.

Снова смотрю в зеркало. Что ж, к новому дню готов.

Спускаюсь вниз по скрипучей лестнице.

С первого этажа тянет запахом свежего хлеба и тушёного мяса. Есть охота. Медитация — медитацией, переваривание эфириума, так вообще, отдельная песня, но обычная еда всё ещё нужна. Тело требует топлива, даже если ядро питается иной силой.

В обеденном зале уже оживлённо. Торговцы считают барыши, солдаты лечат похмелье, северяне тоже.

Обычное нормальное утро «Ненормального практика».

* * *

Корнелия Романова-Распутина проснулась, как всегда, ранним утром. Привычка, вбитая годами муштры в Императорской академии, а затем и на службе. Не открывая глаз, она уже знала — он там. В таверне напротив. Чувствовала даже сквозь стены, расстояние и утренний туман.

«Мой волчонок…»

Фиолетовые глаза распахнулись, уставившись в потолок гостиницы «Северная звезда». Грубые деревянные балки смотрели на неё в ответ с немым укором мол, что ты, наследница одного из четырёх столпов Империи, забыла в этой заднице мира? Далеко от золочёной лепнины петербургского особняка. Далеко от шёлковых простыней и мраморных ванн. Но для неё это не имело ни малейшего значения.

Корнелия, отбросив одеяло, села. Обнажённая кожа покрылась пупырышками от утреннего холода. Прекрасно! Холод бодрит, холод отрезвляет, холод не даёт думать о том, что она уже три дня торчит в этой дыре и всё никак не решится…

— Трусиха, — пробормотала она, встав с кровати.

Босые ноги коснулись ледяного пола. Ещё один удар по нервам. Хорошо. Боль и дискомфорт только напоминают ей, что жива.

Накинула шёлковый халат. Бледно-лиловый, с вышитыми серебром лилиями. Подошла к окну, дёрнула тяжёлую штору, что карниз