Время - словно капля янтаря - Игорь Вереснев

— Ап!

Завадский нажал пальцем кнопочный выключатель, тот самый, от звонка. Фиксаторы разошлись, мячик скользнул в горловину… и тут же выкатился из-под цилиндра. Радик ловко поймал его, обернулся ко мне. То, что улыбка у него была до ушей — слабо сказано.

— И как, заметил? Или повторить?

Я ошарашено повертел балдой. Что за чертовщина? Не мог яркий мячик пролететь почти метр в полупрозрачном цилиндре так, чтобы я этого не увидел. И по времени не сходилось. Только что был вверху — и уже у Радика в руке.

— Заметил, — кивнул я. — А в чём фокус?

— Я же тебе объяснял! Невидимые для стороннего наблюдателя кванты пространства-времени в действии.

— Брось… — недоверчиво улыбнулся я. — Хочешь сказать, эта штука прячет их, как полотенце фотки?

— Ага.

— Ну ты… А подольше держать мячик невидимым можешь?

Радик пожал плечами.

— С позиции наблюдателя всё происходит мгновенно. А с позиции шарика… Вуаль создаёт слой невидимых квантов. Пространственно он ограничен электромагнитным полем вуали, а во времени… Я думаю, чем больше сила тока, тем слой будет толще. Смотри.

Он опять закрепил шарик в фиксатор, поколдовал с верньером приборчика. И вновь нажал кнопку.

На этот раз я знал, чего ожидать. Но ухнувший в цилиндр мячик не достиг стола. Он исчез.

Я озадаченно посмотрел на экспериментатора.

— И где же он?

— У тебя под ногами.

Точно! Теннисный мяч спокойно лежал возле ножки дивана, хоть оказаться он там не мог никоим образом.

Радик заспешил объяснять — почему теперь скрытых квантов хватило на дольше, почему шарик оставался невидимым, вывалившись из цилиндра. Об аналогии с фотоэффектом, о переменном электромагнитном поле, «наращивающем» дополнительные кванты пространства-времени в четырёхмерном континууме. И многое ещё, во что обычному смертному не въехать. Но то, что время внутри этой его «вуали» течёт иначе, я понял.

А ещё я скумекал, что способа измерить «скрытое время» Радик не придумал. Вот всегда так с ним — простую вещь обзовёт заковыристо и потом не знает, что с ней делать. Не приспособленный к жизни, одним словом.

Дождавшись, когда поток объяснений иссякнет, я пропел елейным голоском:

— Ох ты ж гений наш доморощенный! Прибор для измерения «толщины временного слоя» давно изобретён. И называется он… хронометр! Часы, если попросту.

— Что? — Радик не понял с первого раза.

— Часы, говорю. Вместо того чтобы мячик в свою «вуаль» ронять, сунь туда часики и проверь, сколько натикают.

— Гена, ты велик! — Он восхищённо покачал головой.

Велик, не велик, а соображаю, когда идейку следует подкинуть. Пусть теперь изобретатель голову сушит, а мне пора ехать футбол смотреть.

Я взглянул на циферблат часов. И Радик взглянул. Он даже рот открыть не успел, а я уже понял, о чём сейчас попросит.

— Гена, у тебя ведь часы с календарём?

— Да. Кварцевые.

— Ты не мог бы одолжить, для науки?

— А если сломаются?

— Шарик же не сломался! — ну он сравнил, то шарик, а то — прибор, с микросхемами! — Если что, я тебе новые куплю. С получки.

«А кушать месяц что будешь?» Ясное дело, говорить такое я не стал — язык не повернулся. Не виноват ведь он, что зарплату учителям копеечную платят. Молча расстегнул браслет и протянул часы Завадскому.

Всё-таки с мячиком было наглядней. А так — висят себе часики внутри цилиндра и висят. Что эксперимент завершён, я понял, только когда Радик сунул руку в вуаль. Не удержавшись, — часики-то мои! — подскочил с дивана, шагнул ближе. Худшие опасения подтвердились — золотистые стрелки не двигались.

Я укоризненно уставился на экспериментатора:

— А говорил — не сломаются!

— Батарейка, наверное, села, — виновато промямлил Радик.

— Новая батарейка? Фирменная, на два года хватает с запасом. А ещё и месяца не прошло, как я её поменял.

— Она два года и отработала. На дату посмотри.

Я посмотрел. «1 июля 2001 года». Вот так факт…

— Они что, того… в будущем побывали?

— Можно и так сказать. Для них время шло быстрее, чем для нас, потому что его было больше. Я же объяснял.

У меня дыхание спёрло. Одно дело — теории выслушивать, другое — когда наглядно.

— Радик, это ж настоящее открытие получается! Нужно в Академию Наук сообщать! Может, они премию тебе дадут? Или кандидатское звание присвоят?

— Кандидат — не звание, а научная степень. Чтобы её получить, диссертацию защитить требуется. И написать для начала, — объяснил он мне, словно пацану малограмотному. Но я не обиделся.

— Напишешь! Ты да не напишешь? Этих кандидатов развелось, как собак нерезаных. А тебе, с таким открытием, как говорится, сам бог велел!

— Не к спеху, — отмахнулся он. — Я же только начал! Ещё много непонятного во всем этом…

В конце июля мы всем семейством махнули на море, на косу. Дедок там живёт знакомый, мы у него каждое лето комнату снимаем. Удобства, ясное дело, во дворе, но оно нам надо? Светлана с Ксюшой целый день то на пляже, то на аттракционах, а мы с дедом — по пивасу! Бычки он отменно вялит, с пивасом — пальчики оближешь!

Но об экспериментах Завадского я не забывал. Едва вернулся, сразу же позвонил, поинтересовался.

— Гена, ты как раз вовремя приехал! — обрадовался Радик моему звонку. — Послезавтра заканчиваю новый вариант аппарата. Приходи, опробуем. Часам к семнадцати — восемнадцати готов будет.

Новый вариант отличался от старого размерами. Цилиндр теперь был высотой до самого потолка и диаметром метра полтора. А внутри «вуали» стоял стул. Вот это мне сразу не понравилось.

— Только не говори, что над собой опыты ставишь, — спросил я полуутвердительно.

— Нет пока, сегодня собираюсь. — Заметив, что моё лицо начинает вытягиваться, Радик попробовал успокоить: — Гена, риска нет абсолютно. Я две недели экспериментировал. Сначала с часами, потом мышку в зоомагазине купил.

— И где эта мыша?

— Эээ… умерла. Но она же от старости! Я её столько раз «в будущее» гонял.

— И это называется — «риска нет абсолютно»?

— Ага. Я рассчитал зависимость количества добавочных квантов от силы тока. Оно растёт по экспоненте, так что в пределах суток я могу устанавливать его довольно точно.

Он помолчал. Добавил:

—