Аллергия на серебро - Александр Франк

Фридрих охотно сделал бы это сам, но у него, очевидно от быстрой ходьбы, дрожали руки. Поэтому он занялся сервировкой стола. При соприкосновении с посудой руки не испытывали дрожи. Наконец вся подготовка была закончена, и Ганс сделал приглашающий жест:

─ Прошу фроляйн, нам всем следует подкрепиться.

─ Вы будете меня кормить? ─ с испугом и недоверием спросила Фредерика.

─ Да, никогда не стоит отказываться от обеда. В мире не столь много вещей, ради которых стоит голодать, ─ Ганс заложил салфетку за воротник, ─ поговорить о деле мы всегда успеем.

Ели молча, каждый по сути был занят своим. Ганс вспоминал, где и когда он мог видеть эту девушку, Фредерика жадно, как будто голодала до этого пару дней, а Фридрих, опустив глаза, стараясь не смотреть лишний раз на девушку. После обеда Фредерика спросила:

─ Позвольте, я вымою посуду?

─ Мойте, дочь моя.

Девушка стала торопливо собирать посуду. Когда она забирала миску у младшего коадъютера, их руки на секунду соприкоснулись. Тот дернулся, словно дотронулся до раскаленного железа и отвернулся. Девушка возилась с посудой очень долго, словно надеясь этим оттянуть допрос. Но все заканчивается в этой жизни и хорошее, и плохое. Фредерика тяжело вздохнула и села на стул, готовясь к неприятному разговору.

─ Берите бумагу и записывайте, ─ обратился к подчиненному старший коадъютер. ─ А вы, дитя мое, скажите правда ли то, о чем пишет барон?

─ Нет, ─ тихо сказала она, ─ то есть наполовину правда!

─ Это как? ─ брови Ганса поползли вверх.

─ Я не ведьма, у меня такая реакция на серебро, не могу держать его руках. После этого возникают ожоги.

─ Хм… Знаете, я вспомнил вас. На прошлом празднике в замке барона, вы подавали нам серебряные кубки и при этом не трясли руками и не кричали, будто бы выхватили уголек из камина. Помню, что кабанчик тогда был прекрасен, в меру прожарен и жирен. А вот вино кисловато…

─ Там не было серебра, ─ девушка угрюмо смотрела в пол.

─ То есть? ─ искренне удивился инквизитор.

─ Там был специальный сплав, он только внешне похож на серебро, барон беден как…

─ Забавно. Так отчего же ожог?

─ Серебряное кольцо.

─ Так, ─ Ганс усмехнулся, ─ а с этого момента поподробнее. Брат Фридрих, пока не стоит писать. Думаю, мы сможем восстановить ход нашего разговора после.

Рассказ девушки был прост. Барон стал проявлять излишнее внимание к своей служанке, прижимать в темных углах замка, делать прозрачные намеки, но всегда получал твердый и решительный отказ. В воспитательных целях от посадил Фредерику на неделю на хлеб и воду. Но и тут ничего у него не получилось. В ходе последнего скандала барон получил пощечину, а девушка синяк под глазом. Попутно барон выяснил, что девушка чувствительна к серебру. Он схватил ее рукой на которой было кольцо. Тут в его голове созрел хитрый план, отдать строптивую девушку Инквизиции и окончательно покончить с ней.

─ Да, уж, ─ брат Штрудельфройд, нервно потеребил мочку уха.

Потом полез в кошелек, достал блестящую монетку и со словами:

─ К счастью, вчера мне везло, ─ потянулся к руке девушке.

─ Позвольте мне, брат, ─ младший коадъютер перехватил руку начальника, просительно взглянув в его глаза.

─ Хорошо, но без ненужного энтузиазма, брат.

Брат Зауер взял серебряную монетку, потом нежно перехватил руку девушки и прикоснулся к ней ребром кругляшка. Он убрал руку чуть ли не раньше, чем девушка отдернула свою. На ладони краснела тоненькая полоска.

─ Интересно… ─ протянул старший коадъютер, полез в карман и достал деревянные четки. После чего вложил их в руки девушки, сжав ее ладонь и пристально глядя в глаза. Секунды казались веками, но ничего не происходило. Брат Штрудельфройд разжал ладони и удовлетворенно кивнул:

─ Ну что же, похоже мы на самом деле имеем дело с удивительной реакцией на серебро. К святости предметов ожоги никакого отношения не имеют. Значит вы невиновны.

─ Так я могу идти домой?

─ Пока нет. Или вы хотите вернуться в замок?

─ Прекрасно, и что нам теперь делать? ─ брат Зауер вскочил со своего места и принялся расхаживать по комнате.

─ Думать! А теперь нам надо устроить нашу гостью на покой. Не гнать же ее на улицу, ─ ответил старший коадъютер.

Он был прав, наступил вечер, и пора было расходиться по домам. Девушку поместили в камеру, единственное место с койкой в Отделении. Правда, предварительно пришлось вытащить наружу кучу всякого хлама. Единственная камера долгие годы служила кладовкой. Девушка легла на койку, а Фридрих возился около своего стола с явным намерением остаться тут на ночь.

─Брат Зауер, а разве вы не собираетесь домой? ─ старший коадъютер поднялся из-за стола.

Лицо Фридриха Зауера пошло красными пятнами. Он ответил, заикаясь, стараясь не смотреть на собеседника.

─ Если вы помните, брат Штрудельфройд, я исполняю обязанности тюремщика в нашем Отделении. Мне бы не хотелось, чтобы преступница, ─ он кивнул в сторону Фредерики, ─ сбежала.

─ Да, это было бы весьма прискорбно, ─ старший коадъютер понимающе кивнул. ─ Я бы охотно составил вам компанию, ─ с этими словами он пристально посмотрел в глаза Фридриха и продолжил:

─ Но, увы, мои старые кости требуют мягкой перины, а мой желудок ─ горячего супа. Так что, я покину вас. Но не беспокойтесь, я все закрою, так что никто не сможет потревожить ваш покой.

В глазах Фридриха вновь появилась паника, а Ганс Штрудельфройд подошел к коллеге и прошептал:

─Не делайте глупостей, мой друг. Я придумаю, как решить этот вопрос!

После этого он отправился домой, оставив тюремщика и его жертву наедине. Старший коадъютер был столь внимателен и пунктуален, что не забыл про свое обещание и закрыл помещение на три полных оборота ключа.

На следующее утро в Отделении было три невыспавшихся человека. Ганс не спал всю ночь, решая, как обустроить дело, а Фридрих с Фредерикой ─ проболтали обо всем и ни о чем одновременно.

─ Ну, как, вы придумали, что можно сделать? ─ встретил начальника вопросом Фридрих.

─Да…

Но объясниться ему не дали, в дверь грубо постучали. На пороге стоял барон, одетый в парадный гербовых цветов камзол. На его лице алели царапины, оставленные коготками девушки. С ходу, не здороваясь, барон поинтересовался:

─ Когда придадут огню эту грязную девку, недостойную ходить по земле? Народ жаждет справедливости, а место для