Страж Ордена 2 - Никита Васильевич Семин

Услышав такое, я не мог скрыть улыбки.

— Это у вас не получится. Наши силы разные. Но я могу научить вас использовать ваши умения. И не спешите, Илья Васильевич. Прежде чем начинать бегать, нужно научиться ходить, а то не ровен час, шею себе сломите. Ваш дар сейчас — дикий, необузданный жеребец. Попытаетесь оседлать его с наскока — он вас убьет.

Он нетерпеливо махнул рукой.

— Я готов к риску. К тому же уже кое-что могу, — не без гордости заявил он.

— А я не готов хоронить вас, — категорично ответил я. — Так что начнем с малого. С теории! Пройдемте со мной!

И мы направились в мастерскую.

— Прежде чем командовать армией, — объяснял я ему на пути, — хороший офицер изучает каждого своего солдата. Мы займемся тем же: вы научитесь не приказывать металлу, а чувствовать его. Слышать. Понимать. Уверен, сейчас у вас уходит чересчур много сил на простейшие, даже игрушечные, манипуляции с металлом.

Он последовал за мной. В мастерской я, не говоря ни слова, принялся за работу. Взял две небольших пластины обмедненной коры дерева, оставшихся от каких-то прошлых экспериментов. Закрепил их на деревянной доске на расстоянии ладони друг от друга. Затем извлек из глиняного горшка небольшой, тускло светящийся гриб-аккумулятор и с помощью проволоки соединил его с пластинами. Поучилась уродливая, но вполне функциональная конструкция.

— Извольте, — я указал на свое творение. — Ваш первый тренажер.

Верхотуров с недоумением посмотрел на примитивный прибор.

— Что это? Пыточное устройство?

— Почти, — хмыкнул я. — Это, скажем так, букварь. Положите ладони на пластины.

Поручик недоверчиво посмотрел на приспособление, но подчинился. Прохладный металл коры коснулся его кожи. Я замкнул цепь. Между пластинами, под его ладонями, с тихим гудением побежал слабый электрический ток.

— Что вы чувствуете?

— Ничего, — после паузы ответил он. — Легкое тепло. И… покалывание.

— Это чувствует ваша кожа. Ваши нервы. Это рефлексы плоти. А теперь забудьте о них. Забудьте о себе. Представьте, что ваши руки — продолжение этих пластин. Вы — часть цепи. Сейчас по этой цепи течет река — река чистой энергии. Услышьте ее. Почувствуйте ее течение не кожей, а… нутром.

Он закрыл глаза. Я видел, как напряглось его лицо, как под кожей на висках забилась жилка. Он пытался. Яростно, отчаянно, как привык всего добиваться в жизни — силой воли.

— Пустота, — произнес он сквозь зубы. — Я не…

— Прекратите пытаться! — оборвал я его. — То, о чем я вам говорю — самая естественная вещь на свете. Не нужно никаких усилий, чтобы ее ощутить. Ведь вы же не пытаетесь дышать, вы просто дышите. Вы не пытаетесь отдать приказ, вы его отдаете. Так и здесь. Не ломитесь в закрытую дверь. Станьте ключом, который ее открывает. Перестаньте быть человеком, который трогает металлическую пластину. Станьте сами этой пластиной, по которой течет ток.

Он замолчал. Его дыхание стало глубже, ровнее, ушло напряжение. Наконец-то он перестал бороться со своими ощущениями и начал вслушиваться в них.

Минута, другая. Я уж было подумал, что ничего не выйдет, но Верхотуров вдруг резко, судорожно вздохнул.

— Есть… — прошептал он, не открывая глаз. Его голос дрожал от потрясения. — Боже… я…

— Опишите ваши чувства! — тихо приказал я.

— Это похоже на покалывание… — прошептал он. — И гул. Живой. Будто я слышу, как жужжит пчелиный рой. И я вижу… не глазами, а будто б самой душою… структуру! Металл… он не сплошной. Он — как ткань, как тончайшая паутина. И по этой паутине бегут, переливаются мириады искорок… Я чувствую их путь. Это… это новый орган чувств!

Верхотуров был бледен, на лбу выступила испарина, но лицо его светилось от восторга. Он распахнул глаза, осматриваясь вокруг так, будто бы видел все это впервые. В каком-то смысле так оно и было: лишь теперь Илья мог осознавать, что скрывается за привычным фасадом привычного ему мира.

— Поздравляю, Илья Васильевич, — усмехнулся я, размыкая цепь. — То, что вы сейчас ощутили, это азбука. Основа основ.

Он отнял руки от пластин, глядя на них, как на чудо.

— Ну надо же… — прошептал он. — Только теперь мне открывается истинная природа вещей!

— Вот! Это оно. И это лишь начало! Теперь держите это ощущение, сроднитесь с ним. Это будет вашим домашним заданием.

Обернувшись, я взял с верстака медный пятак, и протянул его Илье Васильевичу.

— Возьмите. Носите его с собой. И в свободную минуту пытайтесь вновь услышать этот самый гул. Привыкайте к нему. Пусть он станет таким же естественным, как биение вашего собственного сердца!

Он взял монету, повертел ее в ладони.

— Долго мне надо будет выполнять «домашнее задание»?

— Полагаю, не менее недели.

— И вы в эту неделю не покажете мне ничего нового?

— Именно так!

— В таком случае вынужден вас покинуть. Мне нужно возвращаться в Пермь, — сказал он, поднимаясь. — Надобно доложить губернатору результаты поездки, да еще объяснить, почему церковники вернулись ни с чем. Это нужно сделать лично. Но я обязательно вернусь. И, надеюсь, следующий урок будет более содержателен!

— О, за это не беспокойтесь — у вас впереди очень, ОЧЕНЬ много разных открытий. За время вашего отсутствия я подготовлю для вас кое-что: письменное методическое пособие по основам магии металла. Чтобы, когда вернетесь, мы не тратили время на азбуку.

Он благодарно сжал мою руку.

— А пока, Илья Васильевич, — на прощание, у самых ворот, я решил дать ему еще один совет, — несколько слов для разговора с его превосходительством. Не пугайте его всякими монстрами. Говорите о «нестабильных природных ресурсах», требующих государственного контроля. Губернаторы обожают слово «контроль».

Верхотуров усмехнулся, оценив цинизм моей фразы.

— Понимаю. Представить чудовищную катастрофу просто как новую статью казенных расходов!

— Именно. Тем более, насчет расходов — это истинная правда.

Он вскочил в седло и пустил коня в галоп. Я же вернулся в мастерскую. На душе было странное, тяжелое чувство. Ответственность. В этот момент создавался первый в этом мире союзный маг-стихийник. В фундамент будущего Ордена закладывался первый камень. И этот камень должен был быть безупречно огранен.

Когда последние отголоски цокота копыт стихли, деревня снова погрузилась в свою сонную дрему. Важные господа уехали, представление закончилось. Для меня же начиналась самая тяжелая