Беглянка - Альфред Коппел

13/02/49 по марсианскому календарю, в 22:30, мы стартовали к Европе с пятьюдесятью пассажирами, девятью членами экипажа и трюмом, забитым горнодобывающим оборудованием. В этом трехсотфутовом корпусе мы были похожи на сардины в банке. Конечно, мною двигала жажда наживы, но вы когда‑нибудь видели процветание без неё?

Полёт прошёл почти без происшествий. Мы нашли свободный проход через Пояс и проскочили по нему, не меняя курса. В те времена никто и слыхом не слыхивал о дефлекторах, и шанс свободно пройти через Пояс был одним на тысячу. Однако, будучи молодым и слегка самонадеянным, я склонен был приписывать успех собственному мастерству космоплавателя. Я полагал, что обратный путь окажется ещё проще.

И тот приём, что нам устроили на Европе, отнюдь не научил меня смирению. Не многие корабли проникали через Пояс, и шахтеры устроили нам настоящий пир в стиле фронтира.

На разгрузку пассажиров и их снаряжения ушло шесть часов, и ещё час — чтобы найти груз для прыжка обратно на Марс. В основном это была руда и почта, но мы взяли и двух пассажиров.

Мы заправились на безвоздушной каменистой равнине, что служила Европе космодромом. Юпитер, казалось, заполнял собой всё небо. Глубокий космос был для нас в новинку, и мы ещё никогда не садились на планету или спутник, находящийся так близко к столь массивному светилу. У нескольких человек начались приступы головокружения — их мозг отказывался верить, что мы стоим правильно, когда они смотрели вверх на этот адски огромный шар в небе. Это была одна из вечных опасностей Европы. Достаточно было смотреть подольше — и рассудок начинал сдавать.

Одним из наших пассажиров был шахтёр, у которого так и поехала крыша. Второй — служитель Трипланетной Медицинской Миссии, организовавшей крошечную базу на спутнике. Иначе говоря, присматривающий за ним санитар.

Психопат поднялся на борт в смирительной рубашке, и на его лице застыло озадаченное выражение, пока он, словно одеревеневший, забирался в нижний шлюз. Сопровождающий выглядел не намного адекватнее. Тем не менее, я был непоколебимо уверен в себе, и недуги моих пассажиров меня нисколько не тревожили.

Я деловито занялся подсчётами своей воображаемой прибыли, как только мы оторвались от поверхности. Сказать, что я был доволен собой, было бы преуменьшением. «Клем» рванула в небо, словно тоскующий по дому ангел из притчи, а её атомные двигатели мерно пульсировали под чуткой опекой Холкомба и его команды техников. Мы со Свенсоном вывели корабль на гиперболическую траекторию парой изящных движений графитовых стержней, и Юпитер занял положенное место точно позади нас. Всё складывалось чересчур легко…

Спустя неделю мы пересекли внешнюю границу Пояса. «Клем» проскользнула между двумя скальными глыбами, и мы оказались внутри. В течение нескольких часов на экранах было чисто, а затем начался настоящий град! На этот раз свободный коридор, выпадающий один раз на тысячу, нас не ждал. Я узнал, что на самом деле означает пересечение Пояса, и быстро. Мы со Свенсоном сидели у пультов, не отрывая глаз от экранов, а пот струился по нашим спинам. Ледяной пот, пропитанный запахом страха.

«Клем» вздрагивала и сотрясалась из-за того, что мы швыряли её из стороны в сторону, уворачиваясь и петляя, чтобы избежать столкновения с глыбами, что неслись на нас из ниоткуда. Это продолжалось час за мучительным часом, пока наши тела не стали ныть от постоянной тряски.

Мы уже почти выбрались, когда за спиной с грохотом распахнулся люк, и на нас обрушилась вопящая, визжащая человеческая фигура! В одно мгновение я понял, что произошло: тряска корабля, должно быть, оглушила сопровождающего, а безумный старатель сумел освободиться. Он добрался до командной палубы, рыдая от смеси ярости и ужаса. В своём помрачённом рассудке он связал виражи корабля с людьми, им управляющими, и пришёл в яростное исступление. В течение пяти кошмарных минут мы со Свенсоном боролись с ним, пытаясь одновременно защититься самим и удержать «Клем» на расстоянии от вездесущих астероидов, беспрерывно возникавших на экранах!

В конце концов Свенсон сумел нанести точный удар одним из своих кулачищ, подобных кувалде, и псих отлетел через всю командную палубу, с тошнотворным звуком врезавшись головой в острый край шкафчиков для скафандров. Он осел на пол, словно куль с мукой. Мне не нужно было к нему прикасаться, чтобы понять — он мёртв…

Но дело уже было сделано. Корабль сбился с курса, развернувшись боком к оси траектории, и полностью утратил возможность маневрировать. Я рванулся к пультам управления, заметив небольшой астероид, несущийся прямо на нас. Схватился за нужный рычаг, но было уже поздно. Раздался оглушительный скрежет раздираемого металла, и каменный снаряд вонзился в бок «Клем». Свет мигнул и погас, послышался свистящий звук вырывающегося из пробитых отсеков воздуха. Затем сработала система автоматического контроля повреждений, и по всему кораблю прокатился грохот захлопывающихся герметичных дверей. Светящиеся лампочки индикаторов на панели замигали как сумасшедшие, а стрелка датчика мощности ударилась об ограничитель и в одно мгновение отскочила к нулю. Затем наступила тишина. «Клем» замерла в космосе…

Несколько мгновений мы со Свенсоном, ошеломленные, сидели на палубе, уставившись друг на друга. На лице пропойцы застыло выражение шокированного неверия. Уверен, на моём — тоже. Сколько бы раз ни сталкивался человек с угрозой насильственной смерти, разум отказывается принять подлинную неотвратимость неминуемой гибели. Мы никогда не можем до конца осознать, что «вот и всё!» В каком‑то уголке сознания всегда теплится мысль: конец ещё не наступил.

Так было и в этот раз. Мы просто не могли поверить в то, что с нами случилось. Наш корабль был искорежен, шансов на спасение почти не осталось, но мы отказывались это принять.

К Свенсону вернулось подобие здравого смысла, и он вытащил из шкафчика два скафандра. В напряженной тишине мы натянули их и направились к закрытому люку. Я понятия не имел, насколько сильно пострадала «Клем», но, когда всё потеряно, остаётся надежда, так что я должен был это выяснить.

Мы вскрыли люк и пронаблюдали за тем, как воздух с ледяным облачком пара устремился в тёмный коридор. Пробоина в корпусе была огромной. Я понял это, потому что сонар в моём скафандре не улавливал никакого шипения.

Нашей целью была реакторная шахта с её драгоценным активным отсеком. Если она не повреждена, шанс ещё оставался. К счастью, столкновение произошло, когда мы были уже почти на выходе из Пояса, так что, кроме изредка ударявших