Мастер Трав I - Ваня Мордорский

И по спине пробежал холодок от этого ломающегося мальчишеского голоса, который вырвался из горла. Не мой голос.

Я резко сел. И на удивление, это не вызывало привычного головокружения, нигде ничего не хрустнуло и не заныло.

Не мое тело.

— Ты ничего не помнишь? — отложил ступку на стол старик, — Совсем?

Я застыл с открытым ртом и в этот же миг мой мозг пронзила вспышка воспоминаний.

Неожиданно пришло четкое осознание, что Элиас — это был я, вернее паренек пятнадцати лет, в тело которого я попал, а старик передо мной — его дед, Грэм. Это знание пришло как само собой разумеющаяся вещь. Воспоминания паренька вываливались на меня беспорядочным потоком, я только и успевал ухватывать и вычленять основные вещи.

— Всё… нормально. Башка трещит, надо перетерпеть просто. — выдохнул я через боль. Я не знал всего, но знал главное: кто такой Элиас и кто такой старик передо мной. Пока может большего и не надо.

Вот только странно, что потере памяти старик не удивился, а это значит что с пареньком что-то случилось до того как я очутился в его теле. Что-то не очень хорошее.

— Меня хоть помнишь? — угрюмо уточнил старик.

— Помню. Ты Грэм. — ответил я машинально. Да уж, имечко его суровому, словно высеченному из камня лицу подходит, — Помню себя… и остальное.

— Хорошо хоть меня помнишь, — вздохнул старик.

Еще более удивительным было то, что я понимал Грэма, а он понимал меня, хотя я четко осознавал, что разговариваю не на русском. И это была тоже хорошая новость, хоть и непонятно, как это возможно.

С каждой секундой на меня выплескивалось все больше чужих воспоминаний, и становилось очевидно, что это… другой мир. Потому что средневековый мир, где есть странная энергия и люди, обладающие невероятными способностями, выходящими за грань того, что я себе мог представить — это точно не моя родная Земля.

Я заставил себя дышать медленно и спокойно. Вдох. Выдох.

— Скажи, Элиас… — неожиданно сказал Грэм, и в его голосе я услышал отчетливые злые нотки, — В тебе есть хоть капля благодарности, хоть капля совести?

Я застыл, во-первых не зная что отвечать, а во-вторых удивленный переменой старика.

— В смысле? — непонимающе переспросил я.

— Делаешь вид, что не понимаешь о чем речь?

— У меня в голове каша, — сказал я правду, — Я не помню всего… кое-что всплывает кусками…

— Думаешь сделать вид, что ничего не помнишь и это проканает? — дед сверлил меня взглядом, — Не в этот раз Элиас. Не в этот.

— И что, это не помнишь? — палец деда указал на короб с цветком.

И тут… мое сердце екнуло.

Потому что ровно в этот миг в голове всплыло воспоминание связанное с этим цветком. Только не мое, а Элиаса. Парень хотел украсть этот без сомнений ценный цветок у собственного деда и свалить подальше. Почему-то сразу стало гнусно от поступка парня. Наверное потому, что я представил как мой собственный внук сделал бы такое.

Я застыл. Вдруг до меня дошло. Внук… боюсь, что теперь я больше никогда не увижу ни его, ни сына.

Мне действительно нужно время. Время переварить чужие воспоминания и понять где я и кто я теперь. Почему этому старику не дать своему внуку прийти в себя и начать этот разговор позже?

Мы с Грэмом встретились взглядами.

— Кажется, ты начал вспоминать. — мрачно заметил старик, словно прочитав что-то в моем взгляде.

— Это… цветок… — начал я.

— Молчи. — отрезал старик.

Грэм опустился на стул. Тяжело, словно ноги больше не держали. Он сидел, глядя в пустоту, и молчал. Долго молчал. Так долго, что я подумал, может, не будет говорить.

Потом он выдохнул, длинно, устало, и заговорил.

— Две недели, — глухо сказал Грэм. — Четырнадцать дней я провёл в проклятом лесу. Знаешь, где растут громовые цветы? В Разломе. Там, где молнии бьют так часто, что деревья наполовину обуглены. Там, где гроза не прекращается неделями.

Он замолчал.

— Я дважды чуть не попал под удар. Один раз молния ударила в трёх шагах от меня — звон в ушах стоял два дня. Потом наткнулся на грозового вепря. Знаешь кто это такой?

Я не успел ответить.

— Конечно не знаешь. Это тварь размером с быка, вся в шипах, плюётся молниями, я еле ушел. — Он показал руку. Я увидел свежий, еще не заживший ожог, красную полосу от локтя до запястья. — Это он меня зацепил. Несильно. Сильно — сейчас бы здесь не сидел.

Грэм поднял взгляд на меня. Глаза его были тусклые, уставшие.

— Я сидел три ночи в засаде, ожидая, когда цветок созреет. Три ночи под проклятым дождём, среди тварей. Без огня, потому что грозовые твари идут на свет. Без еды — я жевал кору. Когда цветок наконец созрел, я выкапывал его два часа. Два часа, потому что корни громового цветка как паутина: один неверный рывок — и всё разрушается.

Он поднялся, подошёл к коробу с мёртвым цветком. Пальцы дрогнули, когда он коснулся потускневшего лепестка.

— Это был мой шанс, Элиас, единственный шанс. Громовый цветок стоит тридцать золотых. Тридцать! Хватило бы на лечение, на все долги, на запас еды на год вперёд.

Голос надломился.

— А ты… ты полез к нему и всё испортил.

Старик с силой ударил по крепкому деревянному столу и тот кажется аж… треснул? Сколько же силищи в этих пудовых кулаках?

Миг — и перед глазами вспыхнуло воспоминание о том, как паренек осторожно переносит сверкающий молниями цветок в специальный короб и случайно кусочком незащищенной кожи касается его. Удар. Беспамятство.

Вот оно что… Значит, именно заряд этого цветка и убил парня, или его сознание. Потому что личности парня я до сих пор не ощущал, только обрывки воспоминаний.

— Элиас-Элиас… не ожидал я от тебя такого. Всякого ожидал, но это… Ты же знал, как он мне нужен и все равно полез…

Грэм посмотрел на меня долгим взглядом, словно принимая какое-то внутреннее решение.

— Когда ты очухаешься окончательно, Элиас… ты покинешь мой…

Слово «дом», которое он хотел произнести застряло у него в горле. И я вдруг понял его, вот так окончательно порвать отношения с единственным родным человеком, даже настоящим говном — трудно.

Наверное, поэтому он стиснул зубы и молча шагнул к двери.

А я вдруг заметил на руках деда черные немного пульсирующие прожилки, выглядывающие из-под рубахи.

Яд! — голову пронзила ясная мысль.

— Что это? Яд? — вырвалось у меня. Выглядел он… опасно.

— Не твоя забота, сопляк. Не делай вид, будто тебя это волнует после того, что хотел