Невеста дома Доустер - Тина Солнечная

Служанки суетились вокруг, словно вокруг фарфоровой куклы: расправляли на мне платье, натягивали тугий корсет, переплетали волосы лентами, вплетали жемчужные нити. Я не сопротивлялась — зачем? Но внутри с каждой минутой нарастала холодная решимость.

В зеркале на меня смотрела девушка с безупречной кожей, ясными глазами и идеально уложенными локонами. Красавица. «Красота твоё оружие», — вспомнила я слова матери и сжала зубы. Оружие… а не защита.

Мать вошла, тихо, почти неслышно. У неё покрасневшие глаза, но улыбка натянутая, хрупкая, будто вот-вот треснет. Она подошла, поправила ленту на моём плече, её пальцы дрожали.

— Помни, доченька, — шепнула она. — Ни слова о слабости. Ни одного неверного взгляда. Ты сможешь… ты должна смочь.

Я кивнула, не доверяя себе ответить. Внутри всё кипело. Она обняла меня — но как-то осторожно, будто я была не её ребёнком, а хрупким сосудом, который передают из рук в руки.

— Ты сильная, — прошептала она. И заплакала, отвернувшись, чтобы я не видела.

Я смотрела ей вслед и чувствовала только пустоту. Любовь есть, но она не защищает. Любовь без действия ничего не стоит.

Отец появился через час. Высокий, сухой, с таким лицом, что кажется — оно высечено из камня. На мне задержался его тяжёлый взгляд, оценивающий, будто я не дочь, а товар, выставленный на торги.

— Наконец-то, — сказал он. — Не позорь наш дом, Мишель. Доустеры платят за честь Расков, а не за твои капризы.

Я едва заметно усмехнулась. Не мои капризы, а твои сделки. Но вслух я ничего не сказала. Пусть думает, что держит всё под контролем.

Во дворе уже стояла карета. Чёрная, с серебряным гербом Доустеров на дверце — дракон, свернувшийся кольцом, кусающий собственный хвост. От вида её по спине пробежал холодок.

Послы дома Доустеров были одеты безупречно: длинные тёмные мантии, тяжёлые перстни, взгляды, в которых не было ни любопытства, ни сочувствия. Только долг и обязанность.

Отец с гордостью вывел меня к ним, будто вручал трофей. Мать держалась сзади, всё ещё вытирая глаза.

— Дом Раск выполняет договор, — произнёс он громко, так, чтобы все слышали. — Вот моя дочь.

Один из послов коротко кивнул и жестом указал мне в карету.

Я села, не оборачиваясь. Ни на мать, ни на дом. Прощание вышло холодным. Я чувствовала, что не обязана прощать их за то, что они сделали с Мишель. И раз уж я здесь, я сама решу, как дальше жить.

Колёса скрипнули, и карета тронулась. За окном мелькнул дом, сад, стены, в которых я провела всего лишь несколько дней чужой жизни. Всё осталось позади.

Впереди — дом Доустеров. Пять братьев-драконов. И моя собственная игра.

Дорога тянулась бесконечно. Колёса кареты мерно стучали по каменной мостовой, потом по утоптанной земле, снова по камню. Я смотрела в маленькое окно, стараясь запомнить всё, что попадалось на пути: холмы, облитые утренним солнцем, серебристые реки, стаи чёрных птиц вдалеке. Мир Хор был красив, дик и величественен — словно иллюстрация к тем книгам, которые я зачитывала в своём мире. И всё же сердце сжималось. Я ехала не на праздник. Я ехала туда, где чужие люди решат мою судьбу.

Чем дальше мы углублялись в земли Доустеров, тем ощутимее становилось отличие. Дороги стали шире, мощёные чёрным камнем, у обочин выстроились статуи — высокие, крылатые, с драконьими чертами лиц. Их глаза, вырезанные с пугающей точностью, будто следили за каждым нашим шагом.

Воздух стал плотнее, будто напитан магией. Я почти ощущала её на языке — тяжёлую, густую, незнакомую.

За очередным поворотом показались стены. Не просто стены — исполины из тёмного камня, возвышающиеся так высоко, что голова закружилась, когда я попыталась рассмотреть верхушки башен. Замок Доустеров напоминал живое существо, которое сложило крылья и приготовилось к прыжку. Чёрный камень отливал металлическим блеском, а гербы с драконами висели на каждом пролёте.

У ворот нас ждали. Высокие фигуры в длинных мантиях, охрана с копьями и щитами. Когда карета остановилась, сердце у меня глухо ударило в рёбра.

Дверь распахнулась, и я вышла, чувствуя, как под каблуками звенит камень.

Их было пятеро. Братья Доустер. Они стояли чуть позади охраны, но казались центром этого мира. Сразу ясно: всё принадлежит им.

Первым я заметила младшего — светловолосого, с улыбкой, которая больше походила на усмешку. Его глаза — янтарные, слишком внимательные. Он разглядывал меня, как редкую игрушку.

Рядом с ним — другой: тёмные волосы, строгий взгляд, руки скрещены на груди. Его лицо было таким резким, что хотелось отвернуться, но я не позволила себе.

Третий — высокий, с шрамом, пересекающим щёку. В его взгляде была тень усталости, будто он видел слишком многое.

Четвёртый — казался молчаливым и замкнутым: серебряные волосы, глаза холодные, словно лёд, ни малейшего выражения на лице.

И пятый. Старший. Его невозможно было спутать ни с кем. В нём чувствовалось что-то древнее, тяжёлое, как сама земля. Тёмные, почти чёрные волосы, глубокие глаза, и улыбки на лице не было вовсе. Он смотрел на меня так, будто видел насквозь.

Я сделала реверанс, как учила мать. Подняла глаза.

— Добро пожаловать в дом Доустер, — сказал старший. Его голос был низким, вибрирующим, и от него по коже побежали мурашки.

Глава 2

Слуги шагнули вперёд почти сразу, как только я закончила реверанс. Молча, без слов, они подхватили мои сундуки, чемоданы и даже дорожный плащ, будто это были не вещи, а добыча, которую следовало немедленно убрать из виду.

Я подняла голову.

Первым выступил вперёд светловолосый — казавшийся моложе остальных, с дерзкой усмешкой и глазами, полными живого интереса. Он задержал на мне взгляд чуть дольше, чем требовал обычный этикет, и произнёс: — Торас.

Следом шагнул тёмноволосый, с суровыми чертами лица и тяжёлым, прямым взглядом. В нём чувствовалась сила, и резкость его голоса прозвучала, как удар клинка: — Варен.

Третий — высокий, с отметиной шрама на щеке. Его глаза были тёмными и усталыми, будто он видел слишком многое и слишком давно разучился удивляться. Он чуть склонил голову, назвав своё имя: — Сайлас.

Сереброволосый