Новая Зона. Все сокровища мира - Виктор Точинов

Наконец прибор был признан годным и вновь аккуратно запакован. Пришло время рассчитываться, и я избавился от обузы: и от сейфа, и от цепочки, и от браслета.

Уф-ф-ф… Как мало надо человеку, чтоб почувствовать себя легко, свободно и окрыленно. Достаточно поработать пару-тройку часов носильщиком тяжеленного сундука с сокровищами, а потом от него избавиться.

Над сейфом теперь колдовал Шмайсер, всю последовательность действий он успел заучить назубок и довел до автоматизма неоднократными тренировками.

А я вернулся в кресло и вновь уставился на экран визора, работавшего с приглушенным звуком.

Передавали международные новости, вновь про войну. Вторжение Конфедерации на Свободную территорию амишей продолжалось, и даже сводки до сих пор шли победные, но изменился масштаб побед: полностью зачищен поселок такой-то, восстановлен контроль над такой-то трассой… Похоже, рассекающий удар с выходом на канадскую границу провалился, и скоро у механизированных дивизий конфедератов начнутся проблемы с боеприпасами и горючим, а проблемы с диверсиями на растянутых коммуникациях уже начались…

Пока я смотрел на разрушенные дома и сожженные «Абрамсы», Шмайсер справился с хитрым кодовым замком и поднял крышку.

Но сделал полдела, причем его самую простую и легкую часть. Потому что под первой крышкой оказалась вторая, и запор там стоял другой, с множеством ступеней защиты.

Код теперь надо было вводить не нажатием кнопок на сейфе, но дистанционно, с помощью сигнала, идущего с пульта управления.

Сигнал каждый раз генерировался новый, во избежание попыток записать его и воспроизвести. И был завязан на дату, время, биометрию владельца и кучу других вещей… И попробуй ошибись хоть в самой малости – тут же активизируется система уничтожения, и на исправление случайной ошибки останется ровно двадцать секунд.

О таких мелочах, как сканирование сетчатки глаза, упоминать не будем – увы, контактные линзы с фальшивым рисунком сетчатки сделали эту предосторожность неэффективной… Но по заведенному обычаю на сейфе имелась и она, и мой коллега исправно заглянул в объектив.

Тренировки не пропали даром, Шмайсер ни в чем не ошибся. С тихим мелодичным звуком внутренняя крышка приподнялась сама, словно услышав «Сезам, откройся!».

Папа Карло получил возможность увидеть сокровище. А я остался в кресле, и без того зная, что внутри.

Там лежали пачки банкнот: валюты разные, самые ходовые, номиналы крупные. Лежали монеты и небольшие банковские слитки, золотые и платиновые, и даже два десятка палладиевых. Серебра не было, ни в монетах, ни в слитках.

Папа Карло ни удивления, ни восхищения не выказал, вообще никаких эмоций не проявил. Возможно, он не лукавил: я предполагал, что Папе доводилось выступать посредником в сделках и большего размаха.

В насквозь криминальном бизнесе, возникшем и развившемся вокруг Зоны, абсолютно честных людей найти трудно: одни врут меньше, другие больше, кто-то обманет за полушку мать родную, а кто-то испортит себе карму лишь за сумму с многими нулями…

Папа Карло был исключением, уникумом и белой вороной в нашей серо-черной вороньей стае. Он с самого начала сделал ставку на абсолютную и кристальную честность, она была его главным капиталом. Честность – а не счета в банках, и не заначки валюты и золотишка, и не запасы на тайных складах продаваемой сталкерской снаряги и скупаемого сталкерского хабара, и даже не коллекция картин, за каждую из которых любой музей мог бы выложить – если бы, конечно, имел – много-много миллионов.

Свою репутацию Папа Карло зарабатывал не один год, а заработав – берег пуще глаза. У него могли встретиться для переговоров люди, на дух друг друга не выносившие, – встретиться с уверенностью, что Папа никому не позволит притащить на стрелку оружие и что разговор никто не подслушает и не запишет. Ему доверяли посредничать в самых деликатных сделках, где продавец не верил покупателю, а покупатель – продавцу. Ему оставляли на хранение ценности, за которые и святой бы оскоромился, но Папа не скоромился. Его служба доставки по России и за рубеж действовала, как швейцарский хронометр, – не случалось ни задержек, ни пропаж. Ну и конфиденциальность девятьсот девяносто девятой пробы…

Если бы на Папу Карло кто-то сдуру или из жадности решил наехать, против дурака или жадины единым фронтом выступило бы все кормящееся с Зоны сообщество, позабыв все внутренние ссоры и дрязги, – и одним дураком или жадиной на свете стало бы меньше.

Таким вот человеком был Папа Карло… Иногда я задумывался – и сейчас тоже задумался, – а есть ли у честности Папы Карло свой лимит, пусть и запредельно высокий? Существует ли хотя бы в теории сумма, из-за которой он сможет оступиться?

Ответа у меня не имелось.

Папа Карло, не подозревая о моих лестных для него мыслях, начал работать: пересчитал купюры, дважды прогнав каждую пачку через счетчик-детектор.

Аккуратно записал результаты в тетрадочку, причем не абы какую, а от Картье – обложка тисненой кожи с уголками из белого золота, монограмма, выложенная мелкими бриллиантиками, а бумага такого качества, что хочется ею любоваться, а не пачкать карандашом или чернилами… Папа Карло пользовался для записей исключительно такими тетрадями, а электронные блокноты и прочие гаджеты презирал.

Возня с драгметаллами заняла гораздо больше времени. Каждую монету и каждый слиток Папа Карло отдельно взвешивал, затем брал пробу тестером, затем упаковывал в отдельный прозрачный пакетик, а результат, опять же отдельно, вносил в тетрадку. Если на слитке или монете имелся какой-то дефект – вмятинка, или царапина, или что-то в том же роде, – это тоже вносилось в тетрадку и параллельно, вместе с весом и пробой, – на ярлычок, прилепляемый к пакетику.

Ладно хоть тестер был у Папы дисперсно-волновой, и не приходилось дожидаться, пока на металл подействует химический реактив. И все равно процедура безбожно затянулась. Шмайсер, по сценарию обязанный наблюдать за ней неотрывно, скучал и с трудом сдерживал зевоту.

Да и я заскучал, хоть и развлекал себя на другом конце гостиной просмотром визора (плоский его экран был упакован в тяжеленную позолоченную ампирную раму). Международный новостной блок продолжался, перекинувшись на события в Европе, – там жители департамента Рона протестовали против пакета законов, недавно принятого французским меджлисом.