Формула бессмертия - Анатолий Петрович Днепров

высунуться, как снова раздался выстрел. Я вернулся в угол и стал прислушиваться. Перестрелка теперь доносилась издалека, откуда-то слева. Затем все смолкло. Стало быстро темнеть.

«Неужели неудача? — думал я, усаживаясь на койку. — Неужели попытка раздавить это гнусное гнездо не удалась? И кто бы мог все это затеять?

9. Война

Всю эту ночь я почти не спал, думая о том, что произошло. Вокруг царило глухое безмолвие, и только сердце стучало так сильно, что, казалось, его стук сотрясал стены комнаты. Света не было. Кругом царила беспросветная тьма. Может, бежать? Спрыгнуть с третьего этажа и бежать? Но куда? Не было никакой гарантии, что внизу меня не схватят или не пристрелят на месте.

Что толку в том, что я до конца раскрыл тайну института Грабера? Он все равно будет продолжать делать свое дело. Уже теперь он мог каким-то дьявольским катализатором замещать в живом организме углерод на кремний и создавать противоестественный живой мир. А что будет, когда он добьется, чтобы кремнийорганические свойства передавались по наследству от организма к организму?

Моя фантазия рисовала мне страшные картины. Селения в пустыне, окруженные безмолвной грязно-желтой растительностью. Вокруг огороды, похожие на кладбища, на которых произрастают жесткие и едкие овощи. Дальше — поля кремниевых злаков. Твердые колосья едва колышутся на хрупких стеблях. Луга жесткой бледно-оранжевой травы, на них пасутся грязные неуклюжие животные… А по улицам селений медленно бродят каменные мужчины и женщины, уродливые детишки нелепо ступают по глубокому песку… И над всем этим — палящее солнце…

Где-то в центре селения, на его площади, стоит цистерна с едкой жидкостью, которую пьют люди. В цистерне их жизнь и смерть. Раз в неделю сюда подъезжает грузовик и заполняет ее жгучей влагой. Горе непокорным! Те, кто не подчинился быстроногим и гибким владыкам, получат другую воду и превратятся в безмолвных каменных идолов. Как символ могущества Грабера, вокруг цистерны возвышаются статуи окаменевших людей.

Все это было каким-то бредом, и сознание того, что этот бред близок к реальности, приводило меня в нестерпимый ужас.

На мгновение я засыпал, и мне начинало казаться, что мои руки и ноги отяжелели, что я не могу ими пошевелить, что я превращаюсь в каменное существо, лишенное человеческих чувств. Тогда я вскакивал со своей постели и всматривался в кромешную тьму.

Это была страшная ночь. Я забылся только тогда, когда зарделся восток.

Однако спать пришлось недолго. Кто-то бесцеремонно тряхнул меня за плечо. Я открыл глаза и увидел перед собою Ганса, лаборанта доктора Шварца, но не в белом халате, как там, в лаборатории, а в офицерской форме. Он стоял посреди комнаты, широко расставив ноги. Фуражка была надвинута на лоб, и из-под козырька злобно светились маленькие колючие глазки.

— Ну- ка, мосье, хватит дрыхнуть! — нагло произнес он.

Ни слова не говоря, я начал одеваться. Несколько минут мы молчали.

— Ну и денек же был вчера, — хихикнув, сказал Ганс. — Просто прелесть! А то в этой дыре можно было от тоски сойти с ума.

Чувствовалось, что ему не терпелось чем-то похвастать. Но я продолжал молчать, соображая, что будет дальше.

— Черномазые кретины хотели перехитрить доктора Грабера! Как бы не так!

«Кого это он имеет в виду?»

— Но мы им задали перцу. Хотели всех перестрелять, как кроликов. Но старик оказался умнее всех нас!

— Почему же вы их не перестреляли?

— Их почти в три раза больше, чем нас, и они тоже вооружены. Успеем, — добавил он. — А пока они пригодятся нам для опытов.

— Мало вы поставили здесь всяких гнусных опытов, — пробормотал я. — Что я должен сейчас делать?

— Старик приказал притащить тебя к нему!

«Наверное, сейчас все начнется, — решил я. — Но я так просто не сдамся!»

На этот раз лицо Грабера не казалось таким самодовольным, как раньше. Наоборот, оно выглядело озабоченным и встревоженным. Губы были плотно сжаты, брови нахмурены. Он деловито сел за стол и положил перед собой лист бумаги. Затем он обратился ко мне бесцветным голосом:

— Мюрдаль, у вас есть шанс встретиться со своими друзьями.

От неожиданности я вздрогнул.

— Вы снесете их командиру вот это.

Он протянул мне бумагу.

«Мы покидаем эту территорию, —

читал я послание Грабера. —

Мы навсегда покинем вашу страну. Для этого нам нужна помощь. Нужно погрузить на машины имущество и оборудование института. Потребуются десять носильщиков. Мы гарантируем свободу и безопасность всем вашим людям, если вы сложите оружие и поможете эвакуировать институт».

Я лихорадочно соображал, что заставило Грабера так внезапно переменить тактику. Что он задумал?

— Значит, вам здесь не нравится? — усмехнулся я.

— Не нравится.

Он подошел к окну и посмотрел наружу. Его лицо выражало неподдельную тревогу. Чувствовалось, что он чего-то ждал, чего-то смертельно боялся.

— Нам здесь не нравится. Да и вы сами догадываетесь, в чем дело. Сейчас приходится воевать не с десятью и не с двадцатью человеками, а со всей этой проклятой страной.

Мне вдруг все стало ясно. Так вот на что намекал Фернан, говоря о каких-то надвигающихся событиях!

— Значит, туземцы гонят вас в шею, герр доктор! Торопитесь, они очень умело орудуют своими ножами.

Грабер бросил на меня полный ненависти взгляд.

— Если речь идет о тех, кого мои ребята загнали в огород, то я с ними могу справиться в два счета!

Я едва сдержал улыбку. Бессильное хвастовство! Конечно, Грабер боялся не тех, кого он сумел загнать в каменный сад. Он панически боялся, что вот-вот распахнутся другие ворота, те, что были в северной ограде, и сквозь них неудержимым потоком ринутся сотни, может быть, тысячи разъяренных людей, от ненависти которых уйти невозможно.

— Итак, идите. И торопитесь. Ни вы, ни я не заинтересованы в промедлении.

— Доктор Грабер, я, конечно, пойду. Но я не вполне уверен, что мои товарищи пожелают отпустить вас вот так, не воздав должное за ваши преступления.

Грабер весь съежился, его лицо исказилось от ярости и страха.

— Мюрдаль! Не испытывайте моего терпения. Вы ведь знаете, что я и те, кто здесь со мной остался, люди отчаянные.

Он снова тревожно посмотрел в окно.

— А почему вы не пошлете к моим товарищам своего человека?

— Потому что вы лучше сумеете убедить их принять мои условия. Вы лучше знаете, что