Чернокнижник и феи - Татьяна Лаас

Плыл в небе колокольный звон, то усиливаясь, когда просыпались колокола ближайшего храма, то стихая, когда приходило время другого храма. Так колокольный звон и летел над городом, то приближаясь, то замолкая.

Рауль канун не любил, как не любил и Явление — он был ученым, он знал, что завтрашний день отнюдь не последний для планеты. Перетерпеть бы, переждать бы эти три дня, когда в городе закрыто все и все запрещено. Пришлось отложить серию опытов в университетской лаборатории — университет Вольных наук Аквилиты три дня будет закрыт. И в библиотеке не позанимаешься — тоже закрыто. И по накопившемся за последнюю луну делам не съездишь: кроме него и его домочадцев, все чтят канун, и Явление, и день всех Святых. А в домашней лаборатории уже пятый день шло дозревание зелья — туда вход был закрыт: малейшее вмешательство чужого эфира может катастрофически повлиять на процесс.

Зола за завтраком была необычайно тиха, и Рауль уже подумывал о прогулке, чтобы поднять ей настроение, но она сама попросила, отставляя в сторону тарелку со сладким морковным пирогом:

— Милый…

Рауль грустно улыбнулся — милым для Золы он давно не был. Он сделал последний глоток уже остывшего кофе и отставил чашку в сторону:

— Зола, я весь внимание.

Она была чудо как хороша в своем закрытом утреннем платье любимого ею голубого цвета. Светлые волосы были собраны в узел, перевязанный лентой — Зола любила простоту, и ей это шло куда больше, чем все жеманные, модные в этом сезоне кудряшки.

Зола, смотря на него из-под ресниц, мягко попросила:

— …я хочу карамелек. Таких… Знаешь, в виде тросточек. Со вкусом вишни и сливок. Я спросила у Джеральда, но он сказал, что дома таких конфет нет, а все лавки сейчас закрыты из-за кануна.

Она так редко в последнее время что-то просила у него, что он готов был на любые подвиги — все равно лаборатория в доме опечатана и туда не попасть:

— Любовь моя, для тебя — хоть все луны неба.

— Луны не надо, просто карамель. Съездишь?

Он встал, бросая салфетку на стол:

— Конечно, моя фея. Уже еду. Может… Ты составишь мне компанию?

Зола прикоснулась тонкой, хрупкой ладонью ко лбу:

— Прости, я не чувствую себя способной перенести поездку.

Рауль тут же подошел к ней через всю столовую, опустился у ног, заглядывая ей в лицо снизу вверх:

— Зола? Как ты себя чувствуешь? Голова болит? Слабость?

— Нет, что ты. Просто привычная усталость, Рауль. Не бери в голову. И не забудь — карамель с вишней, хорошо?

Она провела рукой по его волосам, заправляя длинные пряди за ухо:

— Милый… Тебе давно пора подстричься…

— Зола…

— Езжай и не беспокойся — я чувствую себя хорошо. Тут Джеральд, скоро вернется Абени — ничего плохого не случится. Езжай. И… Пожалуй, захвати с собой еще зефира, пастилы и такие смешные орешки в шоколаде. И шоколадной вишни. И…

Рауль встал, впервые за долгое время смеясь — Зола всегда была сладкоежкой:

— Хорошо-хорошо-хорошо! Я скуплю всю лавку сладостей для тебя.

Он, действительно, скупил всю лавку — после того, как еле нашел хозяйку в ближайшем храме, дождался конца службы и уговорил её чуть-чуть согрешить — продать ему сладости. Ради Золы, не баловавшей его в последнее время улыбкой, он пошел бы и на большее.

Только сладости не пригодились — Рауля уже на пороге встречал встревоженный, посеревший от страха Джеральд, служивший в доме дворецким. Бросая покупки на диван в холле, Рауль обеспокоенно спросил у него:

— Что-то случилось?

— Нера… нера… В лаборатории…

Рауль понесся изо всех сил в свою лабораторию, расположенную в задней части дома:

— Я же её запер!!!

… Зола сидела на полу, среди осколков стекла и рассыпанных ингредиентов, и дико хохотала:

— Милый, и что теперь ты будешь делать?! Что ТЕПЕРЬ ты будешь делать?! — её окровавленные пальцы загребали на полу порошки и стекло. — Что ты теперь придумаешь, а?!

От лаборатории мало что осталось — Зола скинула все колбы, сатураторы и перегонные кубы со стола на пол. Туда же отправились книги с полок и все его записи — некоторые она специально порвала. Хорошо еще, не смогла воспользоваться огнем, тогда было бы совсем худо.

— Зола… Осторожно… — он пошел к ней, под ботинками хрустело стекло. — Ты можешь пораниться…

Она посмотрела на Рауля снизу вверх и прошептала:

— Милое чудовище, кого мы будем убивать следующего? Кого, скажи…

— Никого, — он подхватил вновь захохотавшую Золу на руки и понес на второй этаж в спальню.

— Никого! Никого! — орала Зола. — Ты просто еще не выбрал! Никого!!!

— Зола, прекрати, пожалуйста.

— Ты просто никого еще не выбрал!!! А давай по считалочке, а?

Он прокричал в темноту коридора:

— Джеральд, неси успокоительное!

Зола принялась вырываться дикой кошкой из его рук — он с трудом удержал её, и то, только потому что на помощь ему пришел лакей. Зола продолжала орать на весь дом:

— Нет, нет, нет!!! Только не это! Я буду хорошей, я буду молчать, я никому не скажу наш секрет, только не запирай меня снова… Милый… Я же тебя люблю…

Рауль ногой открыл дверь в её спальню: решетки на окнах, вся мебель привинчена к полу, стены обиты мягкими одеялами:

— Я тоже тебя люблю, Зола, но тут тебе будет спокойнее…

Зола все же вырвалась и прошипела:

— Тваррррррь!!! Ненавижу…

Рауль кивнул:

— А я тебя люблю.

* * *

Тихо тикали часы на каминной полке. Сам камин не топился — в управлении полиции было паровое отопление. Баки под окнами просто кипели от жара. Эван, с утра занимавшийся неотложными делами, не выдержал и открыл все окна, чтобы не задохнуться, заодно проветрить мысли — они тоже кипели, как батареи.

Дейл прислал с утра отчет по делу Ян Ми.

Причина смерти — некриминальная. Заболевание крови, возможно, наследственное. Вскрытие не проводилось по религиозным причинам. Тело уже передано родственникам, точнее ренальской общине, которая проведет огненный ритуал. И тут уже ничего не изменить.

…И никаких рун. Они, видимо, привиделись Вик и её фиксатору.

Эван потер висок. Вот тебе и умница-судебный хирург. Оказывается, и Брок умеет ошибаться.

Дверь открылась, на пороге стоял усталый Одли — он так и не спал со вчерашнего дня. Поиски, кстати, так еще и не завершившиеся, пока были безрезультатными — напавший на Вик то ли, и впрямь, амфибия, то ли где-то