Черное золото - Алим Онербекович Тыналин

Совещание затянулось до вечера. Рихтер набросал эскизы улавливающей установки, Островский составил список необходимых реактивов, Зорина разработала новую инструкцию по безопасности.

— Сколько времени потребуется на реализацию? — спросил я под конец.

— Дня три на монтаж основной системы, — прикинул Рихтер. — Еще два дня на испытания.

— Действуйте, — я свернул чертежи. — И помните, что это только начало борьбы с сероводородом.

Когда все разошлись, я еще раз просмотрел намеченный план. Если все сработает, мы сможем обезопасить промысел. И заодно получить весомые доказательства для Орджоникидзе. Победа над сероводородом станет серьезным аргументом в пользу проекта.

После совещания я отправил Глушкова в Бугульму. Требовалось срочно закупить известь, медные пластины и химические реактивы. Сам обошел промысел, намечая места для установки улавливающих колонн. Рихтер уже вел разметку площадки, расставляя колышки с привязанными веревками.

К вечеру пришла телеграмма от Орджоникидзе. Серго требовал конкретных доказательств промышленного значения месторождения. Нам бы пока разобраться с сероводородом, потом можно начать собирать

Утром следующего дня я направился к лаборатории Островского. Еще издали услышал звон стекла и приглушенные восклицания. Химик был полностью погружен в эксперименты.

В просторной палатке, наполненной запахами реактивов, царил творческий беспорядок. Островский, в прожженном халате и защитных очках, колдовал над самодельной установкой. Стеклянные трубки, соединенные резиновыми шлангами, переливались разноцветными жидкостями. Повсюду листы бумаги с узорами.

— А, Леонид Иванович! — воскликнул он, заметив меня. — Посмотрите, что получается с катализаторами.

Он протянул пробирку с темной нефтью:

— Обычный образец. А теперь… — его тонкие пальцы ловко добавили какой-то раствор. Жидкость начала светлеть. — Видите? Содержание серы снижается. Но процесс идет слишком медленно.

Я внимательно рассматривал установку. Десятки стеклянных трубок, колбы с растворами, самодельные фильтры из войлока. Все очень примитивно по сравнению с будущими технологиями. Но принцип тот же.

— Гавриил Лукич, — как бы между прочим заметил я. — А что если попробовать двухступенчатую очистку? Сначала щелочной раствор, потом окислитель.

Островский замер с пробиркой в руке:

— Двухступенчатую? — его глаза загорелись. — Постойте… А ведь это мысль! Надо правильно подобрать концентрации…

Он бросился к столу, принялся быстро писать формулы:

— Вот здесь гидроксид… А на второй ступени… — бормотал он, исписывая лист за листом.

— И еще, — добавил я. — В Баку я видел интересную конструкцию. Если пропускать нефть тонкой пленкой, увеличивается площадь контакта с реагентом.

— Тонкой пленкой! — Островский схватился за голову. — Как же я сам не додумался! Это же увеличит скорость реакции в разы!

Он заметался по лаборатории, доставая стеклянные пластины:

— Вот, смотрите! — он начал собирать новую установку. — Пустим нефть между пластинами… Здесь подача реагента…

Через час импровизированная установка была готова. Островский, затаив дыхание, влил первую порцию нефти. Темная жидкость медленно стекала по стеклянным пластинам, взаимодействуя с реагентом.

— Потрясающе! — воскликнул химик, разглядывая пробу очищенной нефти. — Содержание серы снизилось втрое! И всего за несколько минут!

Я с удовлетворением наблюдал за его восторгом. Простое решение из будущего, адаптированное под возможности 1930 года, прекрасно сработало.

— Нужно срочно делать установку большего размера, — Островский уже набрасывал схему. — Закажем стеклянные пластины на заводе… Или лучше использовать эмалированный металл…

В этот момент в лабораторию заглянул Рихтер:

— Как успехи? — но, увидев горящие глаза Островского, понял все без слов. — Пойду готовить чертежи для большой установки.

Я оставил их обсуждать технические детали. Еще один шаг сделан. Теперь у нас появился способ не только улавливать сероводород, но и очищать от него нефть.

Выйдя из лаборатории, я глубоко вдохнул морозный воздух. От буровой доносился привычный гул механизмов.

Где-то стучали молотки. Монтажники собирали первую улавливающую колонну. Промысел постепенно преображался, готовясь к серьезной битве с сероводородом.

К вечеру Островский закончил подготовку образцов. Десять запаянных стеклянных ампул с нефтью, тщательно упакованных в деревянные ящики с ватной прослойкой. Отдельный контейнер с пробами очищенной нефти, главное доказательство работоспособности нашего метода.

— Только бы не замерзли в пути, — химик в который раз проверял упаковку. — При кристаллизации могут разорвать ампулы.

Я рассматривал карту. До Москвы четверо суток пути. Через Бугульму, потом по железной дороге. Но каждая пересадка, каждая перегрузка увеличивала риск повреждения хрупких образцов.

— Нужен надежный курьер, — Глушков задумчиво почесал подбородок. — Кого-то из местных не пошлешь, груз слишком ценный.

В этот момент в штабную палатку вошел Лапин:

— Может, отправить Валиулина? Он раньше работал на железной дороге, знает все станции. И человек надежный.

— А кто заменит его на буровой? — возразил я.

— Справимся, — Лапин махнул рукой. — Сейчас ведь самое важное это доставить образцы.

Вызвали Валиулина. Невысокий, крепко сбитый татарин внимательно выслушал инструкции.

— Ящики держать в тепле, — Островский подробно объяснял правила перевозки. — На станциях проверять температуру. Если начнут замерзать, отогревать только постепенно.

— Понял, — кивнул Валиулин. — У меня брат в Арзамасе дежурным на станции. Организует теплое место в багажном вагоне.

— А в Москве встретит человек Ипатьева, — добавил я, протягивая запечатанный конверт. — Вот адрес и пароль.

Снарядили его в дорогу. Теплый полушубок, валенки, запас продуктов. В карман сунули мандат за подписью районного начальства. Отдельно выделили деньги на билеты и непредвиденные расходы.

— Если что случится телеграфируйте, — напутствовал Глушков. — На каждой крупной станции докладывать о состоянии груза.

Валиулин аккуратно уложил ящики в сани. Возница, пожилой татарин, укутал их сеном и брезентом.

— Сак бул, энем! (Будь осторожен, братец!) — крикнул вслед Ахметзян.

Глядя, как сани скрываются в морозных сумерках, я мысленно прикидывал сроки. Если все пойдет по плану, через неделю образцы будут у Ипатьева. А там и до доклада Орджоникидзе недалеко.

— Думаете, довезет? — тихо спросил Островский.

— Должен, — я похлопал химика по плечу. — Валиулин у нас человек опытный.

От промысла донесся протяжный гудок. Менялась смена на буровой. Работа продолжалась. А нам оставалось только ждать известий от курьера.

Впрочем, без дела мы не сидели. После случая с отравлением бурильщиков легким сероводородом пришлось срочно пересматривать всю систему безопасности. Я в очередной раз собрал всех руководителей служб в штабной палатке.

— Надо правильно организовать эвакуацию, — начал я, развернув план промысла. — Смотрите, при выбросе газа нужно учитывать направление ветра.

Рихтер начертил схему:

— Предлагаю поставить три больших флюгера. На буровой, возле склада и у жилых палаток. По ним дежурные смогут определять, куда пойдет газовое облако.

— И установить сирены разной тональности, — добавил Лапин. — Один сигнал — надеть противогазы, два — срочная эвакуация.

Зорина развернула записи:

— Нужно оборудовать убежища на случай сильного выброса. Вот здесь и здесь, — она отметила точки на карте. — С запасом кислородных подушек и медикаментов.

— А что с системой определения утечек? — спросил я у Островского.

— Медные пластины