Скопа Московская - Борис Владимирович Сапожников

За едой начались разговоры. Но такие, о которых аппетит пропадёт даже у самого голодного.

— Забрать у нас ровным счётом шесть тысяч человек собираются, — сообщил мне Делагарди. — Хотят отправить двух воевод в Königliches Darlehen.

Делагарди говорил на немецком, который я теперь, благодаря памяти князя Скопина отлично знал, однако тут пришлось погадать. Что ещё за царский заём такой, а после понял, что это он так называет деревню Царёво Займище, расположенную меньше чем в сотне километров от Можайска и чуть более чем в двухстах от Смоленска.

— Пускай идут, — кивнул я. — Укрепятся там, будет у нас передовой плацдарм.

— Рано, — ответил Делагарди. — Сигизмунд сидит под Смоленском и думает, что мы здесь будем торчать до середины лета. Выдвижение части сил, причём довольно заметной, станет для него сигналом, что скоро из Можайска пойдут основные силы.

— Думаешь, двинет кого-нибудь на перехват? — задал вполне резонный вопрос я.

— Конечно, Жолкевского или Сапегу, — кивнул Делагарди. — Но Сапегу вряд ли, у того родной брат сидит в Калуге с этим вашим новым самозванцем. Сигизмунд не настолько доверяет своим аристократам, боится, что они сговорятся за его спиной.

Я проклинал себя за то, что толком ничего не знаю об этом времени. Даже в пределах школьной программы. Об осаде Смоленска королём Сигизмундом и то узнал из крайне посредственного фильма, который как-то показывали по федеральному каналу. Я его и до середины не досмотрел. Так что никаких знаний об этом периоде у меня нет, и я ничем не отличаюсь от жителей этого времени. Но уж что есть, то есть, придётся играть теми картами, что мне сдали. Знать бы ещё кто и зачем, вот только что-то подсказывало мне, вряд ли я это узнаю.

— А кого шлют в Царёво Займище? — спросил я.

— Воеводу князя Елецкого и с ним ещё кавалера Валуева, — ответил Делагарди. — Ну и шесть тысяч стрельцов да немного с ними конницы.

— Запрутся в там и пускай сидят, — кивнул я. — Князь Елецкий не глупый воевода, да и Валуев тоже. Много людей Сигизмунд со Смоленска не снимет, значит, отобьются. Запрутся в деревне, огородятся, и встретят ляхов как следует.

— Всё это хорошо, — согласился Делагарди, — если бы мы смогли пойти следом за ними.

— А мы, значит, не можем, — понял я. — Деньги в скором времени должен привезти князь Дмитрий. Его царь назначил вторым воеводой в войско.

— Елецкому это не понравится, — заметил Делагарди.

— Князь Фёдор Андреевич человек толковый, и не станет заноситься, — покачал головой я. — Но тем больше резона отправить его в Царёво Займище вместе с передовым отрядом.

— Мы можем просто не успеть ему на помощь, — заявил Делагарди. — Мои солдаты готовы воевать, а вот от наёмников уже дважды приходили депутации. В последний раз мне выставили ультиматум. Пока не будет серебра, из Можайска никто не выйдет.

— Значит, мне нужно переговорить с ними, — кивнул я. — Раз я снова в войске, пускай шлют ещё одну депутацию, теперь уже ко мне. Я здесь главный воевода.

— Думаешь, сумеешь найти с ними общий язык? — усомнился Делагарди. — Сам же знаешь, они ребята тёртые, одними словами их не убедить.

— Я отлично помню, как с одним только Сомме остался у Калязина против Сапеги, который сейчас в Калуге сидит. Тогда деньги нашлись, и теперь дядюшка мой венценосный наскребёт.

— Сразу скажу, — заметил Делагарди, — тебе заявят, что если золото ещё готовы взять, то меха — нет. Сбывать их солдатам негде и некогда, и обременять себя даже такой ценной рухлядью они не хотят.

А вот с оплатой мехами надо что-то делать. Причём в духе легендарных афер девяностых годов прошлого (не шестнадцатого, конечно, а двадцатого) века. Вот тут память меня не подводила, и объединив её со знаниями князя Скопина можно попробовать что-нибудь сделать. Но это в будущем. Сейчас надо решать насущные проблемы, и готовые взбунтоваться наёмники были на первом месте.

Они заявились ко мне сами, не заставив себя долго ждать. Пришли прямо в усадьбу, где я только разделался с обедом. Собственно, я и не торопился вставать из-за стола, зная, что ко мне придут, и именно сюда. Где же меня ещё искать.

Весть о том, что я прибыл в лагерь разнеслась по войску в одно мгновение. Я и не стремился сдерживать её — проблем накопилось слишком много, и решать их надо быстро. Пока не полыхнуло.

Возглавляли депутацию полковник Самуэль Колборн от наёмных кавалеристов и Иоганн Конрад Линк фон Тунбург от немецкой пехоты. Оба в лучших своих нарядах, правда сильно поистрепавшихся за время войны, однако всё равно эффектных, ничего не скажешь. Оба вежливо раскланялись со мной, пожелали здоровья первым делом и справились о том, принял ли я дела у Делагарди.

— Генерал Делагарди был и остаётся командиром вашего корпуса, — ответил я. — Я же теперь командую всем войском вместе с воеводой Дмитрием Шуйским.

— Ошибочно, — выдал со всей основательностью, свойственной немцам, в каком бы княжестве или королевстве своих земель они не жили, полковник фон Тунбург. — Я знаю о битве под Болховом и той роли, которую он сыграл в поражении ваших войск.

— У вас на родине тоже принято решения короля или князя осуждать? — поинтересовался я у него, заставив отвести взгляд.

Правитель может принимать неверные решения, но критиковать их нельзя — это уже измена. Потому что государство — это не территория, и не народ, они могут быть сегодня в одних границах, а завтра — в других. Государство — это его правитель, и всякое слово против него, это измена, которая карается только смертью. Причём смертью лютой, что у нас на Руси, что в просвещённых заграницах.

— Князь Дмитрий, — продолжил я, не давая растянуться неудобной паузе, — привезёт казну для выплаты жалования. И я вам обещаю, что со всеми расплатятся до выхода из лагеря. За всё время.

— А за будущую кампанию? — тут же уточнил Колборн.

— Это уж как навоюете, — пожал плечами я. — Кто же знает, что нас ждёт под Смоленском?

Тут обоим нечего было сказать. Если я ними расплатятся честь по чести за уже сделанное, то требовать денег вперёд вроде и нет оснований. Совсем уж беспределом, если выражаться словами из моей юности, прошедшей в лихие девяностые, никто заниматься не станет. Иначе не поймут, и не наймут больше, чего никто не хочет.

— Касательно жалования, — снова взял слово рассудительный немец. — Мы готовы скрепя сердце взять золото