От столицы до райцентра - Антон Толстых

Яшины мысли шли в схожем направлении. Кому богиня, а кому чертовка.

— Лишь в последние дни авиатор обратил внимание, что он не только знаменитость, но и отец. Семейные ценности бывают с исключениями.

Яков благоразумно промолчал. К сожалению, барин не остановился на сказанном:

— Ох, какая привлекательная досталась Сыромятину и Добровольскому дама сердца. Твои друзья двести лет назад сожгли бы её. У латинян бывают символичные фамилии. Шарль де Костер отправил Клааса на костёр.

Кто о чём, а вшивый о бане. Кубусь мельком познакомился с тем, чем различались барин и давно почивший Вишнин из другого мира. Второй из них в полном соответствии с менштромом ненавидел англичан, турок и поляков, и точка. Даже не заразился антисемитизмом.

Слуга мигом вспомнил, как Небесные продиктовали песенку на верную тему. «Если вор укажет путь, если вор укажет путь — веселей дорога. Без ворья царю чуть-чуть, без ворья царю чуть-чуть, а с ворами много. Что им снег, что им зной, что им дождик проливной, когда ворюги правят мной». С господином не стоит делиться этим отрывком, иначе его хватит апоплексический удар.

— У бедного Яши к дражайшему барину маленький вопрос. — Вишнин дёрнулся. — Простите ли вы её за красивые глаза? А обоих за толстый кошелёк?

— Ты что лопочешь, негодник.

— Люди из следующего века упоминали персонажа многих лубок-фильм, а он, согласно первой фильме, считал самым главным в человеке толщину кошелька. Этот персонаж — говорящий конь, тёзка драматурга пана Юлиуша Словацкого. Всё, Яков молчит. — Сыщик схватился за сердце.

Из-за двери слышался скромный стук. Хозяин гостиной разрешил войти клиенту, который едва было не сбежал от отчаяния. Как бы то ни было, они помирились.

— Выберем подходящий метод, дорогой мой Сыромятин. Награбленное вашими противниками мы могли бы украсть. Недостаток в уровне риска. Давненько я не брал в руки фомку и отмычки.

— Ба! Кто бы ожидал от вашего благородия криминальных наклонностей! — клиент отворотился, словно не желая видеть объект своей надежды.

— Не знаю, действовала ли когда-нибудь ваша Фотиева в роли хипесницы. Не уподобимся ей и её сообщнику. К вашему счастью, без моих прежних методов легко обойтись. Если не будет препятствий, мы с ассистентом нанесём визит возмутителям спокойствия.

В знак благодарности бывший учитель поклонился.

— Одно меня тревожит, ваше благородие. Разве вы, уважаемый, не опасаетесь Софьиных чар?

Нисколько не сконфуженный Вишнин откинулся на спинку кресла и устремил взгляд в потолок, отставив фальшивую сигару.

— Трудно было бы объяснить корректман. В моей жизни обычного однолюба фигурирует миленькая барышня, славная скрипичными концертами. Платоническое чувство к ней безответно.

— Ба! Отчего такая банальность?

— Почему не сошлись, вас не касается, уж извините, — ответствовал Василий Леонтьевич с нахмуренными бровями. — Шурочка не красавица и не богачка, но никакая другая женщина в мою жизнь не войдёт. Сердце обрело оберег от соблазнов.

Яков больше ничему не умилялся. Он потёр руки, услышав кредо вышестоящего.

— Дражайший барин, что ваш идеализм поделает против гнусной действительности?

— Подскажи, как поступить лучше.

Сыромятин отворотился. Кто из них двоих частный детектив?

— Если господин не запамятовал, бедненький Яша читал уголовный роман «Варшавские тайны» Небесного автора. Герой господина Свечина повстречал соблазнительную полячку и понял, что ему срочно необходимы физические упражнения. Когда Яша общался с Потомками, кое-кто упомянул героя некой фильмы, итальянца с дровами и топором. Всё по концепции Фрейда.

— Какие вещи ты рассказываешь, охальник! — побелевший барин снова схватился за сердце. Ему едва было не понадобилась нюхательная соль.

При загруженности столичных улиц короткое расстояние они преодолеют пешком. В знак уважения к клиенту, который двигался на своих двоих в незавидном состоянии. Понадобилось немного времени, чтобы титулярный советник стал готов к походу. Цилиндр и пальто заняли законные места. Безо всякого щегольства он добился практичности. Яков же вознёс молитву. Господи Иисусе, помилуй мя грешного и вразуми раба Божьего Василия.

Все трое покинули гостиную на 6-й Тверской-Ямской. Воспаривший Сыромятин бодро шагал сквозь всеобщее кипение столичной жизни, частник удерживал цилиндр одной рукой и не сбивался с ритма. Яша плёлся в хвосте, стремясь к смирению.

Словно желая разрядить обстановку, Василий Леонтьевич произнёс речитативом: «Капитал-капитал накопите-с, ведь сберкнижка — это флаг корабля. Капитал-капитал отнимите-с, только нашим покоряются моря». Может быть, с его субъективной точки зрения всем стало светлее. Слуга лишь склонил голову со вздохом.

По пути клиент рассказал, как Добровольский в доме возлюбленной выдал горничной Агафье киянку и рулон дорогой ткани для мужской и женской работы сразу. Вряд ли барин предполагал, для чего противник применит оба предмета.

Долго ли, коротко ли, трио дошло до особняка на Большой Садовой. Здешняя горничная по совместительству служила для Фотиевой камеристкой, чтобы барышня смотрелась солиднее. Да и чтобы бедняжка работала за двоих, а жалованье платили как одной. Изящен способ экономии! А в ближайшем окне тем временем промелькнули белый передник и расстроенное, да некрасивое лицо.

По дороге к пункту назначения всюду лежали ларцы, уж точно с драгоценностями. Самый главный из прибывших предъявил удостоверение и вошёл в святая святых. Яше и Тимофею Игоревичу достался наблюдательный пункт у двери, которая открывалась внутрь. Слева от входа возвышался господин Добровольский в позе Наполеона. Облик внушителен, сюда не добавишь ни слова. Соколиные очи, подвижные, внимательно вглядывались в каждую деталь. В гостиной он пребывал не один. С веером в изящной руке, в сапфировых серьгах и жемчужном ожерелье, на канапе разместилось диво дивное, что ни в сказке сказать, ни пером описать. Высокий жених девицы держал перед ликом зеркало на длинной ручке, не хватало лишь цитаты «Свет мой, зеркальце, скажи…». Она глядела на саму себя с неподдельным обожанием.

Качнув тёмно-рыжими безмерными локонами (как только шея выдерживала?), зажиточная прелестница глянула на Вишнина, сердито опустив чёткие линии бровей, и скривила рот с заметным недовольством. Чтобы направить мысли по нужному вектору, Яков представил Добровольского и Фотиеву с рогами, копытами, черноватой кожей, хвостом и вилами. Себя он вовсе не вообразил с нимбом и пернатыми крыльями. Барышня ради красоты, требующей жертв, высасывала соки из народа, не лучше графини Батори. Даже не прочитав конкретную книгу пана Сенкевича, слуга сравнил нового сословного противника с Нероном; пусть он и не сжигал гимназию буквально, вопреки Салтыкову-Щедрину.

Внешняя красота осталась в сознании. Чтобы направить бурные мысли в нужную сторону, Яков ради рационального мышления взглянул через призму геометрии и физики. Брови имели форму синусоид, ресницы — дуг знатной длины, губы — вытянутого эллипса. Всё,