Индульгенция 1. Без права выбора - Тимур Машуков

В помещении будто ураган прошел, однако кроме сломанной мебели, в нем ничего больше не было. Сожрала она всех, вместе с одеждой, и даже капли крови на полу не оставила. Вот это я понимаю, уборка!

— Помоги мне встать, — попросил я ее. — Если не трудно.

— Для любимого хозяина мне это только в радость, — тут же подхватила она меня и бережно поставила на ноги.

— Вытаскивай сюда эту падаль из-под стойки — говорить будем.

— А можно, я потом ее съем? — с плохо скрываемым вожделением посмотрела она на меня.

— Не наелась еще?

— Есть такое, но хочу больше. Они ж такие вку-у-усные!!!

— Посмотрим, как пойдет. И приведи ее в чувство, только неж… — но я не успел. Навка даже азов дипломатии и первой помощи не знала, поэтому взбодрила барменшу, просто отрезав палец на руке. И сожрала его сразу, чтобы, значит, добро не пропало.

— Нет, нет, не надо! — забилась та в призрачных путах.

— Чего это сразу не надо? А мне вот надо. Я ж тебя, тварь, вежливо спрашивал и за еду честно расплатился. Но тебе этого показалось мало. Поиздеваться захотелось. И почему это нас называют темными, когда вы ведете себя хуже тварей пустошей?

В общем, так — за нападение на темнейшего князя, наследника рода Раздоровых, я приговариваю тебя к смерти. Приговор окончательный и обжалованию не подлежит. Но…

— Но? — с надеждой посмотрела она на меня.

— Но⁈ — с укором — это уже Навка.

— Но я могу быть добрым. Иногда. Очень редко. Звезды сошлись, и поэтому я добрый именно в этот момент. Поэтому ответь на ранее заданный вопрос, и мы в расчете — что это за город?

— Так Москва же, — удивилась она. — То есть, все это только потому, что я тебе не ответила?..

— Нет, тупая овца — это все только потому, что вы на меня напали. Думай хотя бы жопой, если головой не можешь. А она тебе наверняка кричала, что со мной лучше не связываться. Вот что значит игнорировать сигналы снизу. И раз это Москва, все становится ясно.

— Что ясно? — Навка прекратила облизываться на пленницу и посмотрела на меня.

— Москва — нейтральный город, в котором могут спокойно жить и светлые, и темные. Нейтральный, понимаешь? А эта дура решила, что находится в землях светлых и начала качать права. Не знаю, как ее до сих пор за это не прибили. Со всеми она так себя ведёт или мне просто повезло, но видать, на подсосе у какого-нибудь аристократа сидит. Иначе я ее тупую смелость объяснить не могу. Нападение на князя — это само по себе приговор. А еще и с использованием магии на не прошедшего инициацию — Темные дознаватели очень любят пытать таких идиотов.

— В смысле, не прошедшего? А как ты тогда ее вызвал⁈ — нашла в себе храбрость спросить барменша.

— И это тебя никак не касается. Все, кончай ее, Навка — надоела она мне.

— Подождите! Заберите все… У меня дети!.. Одни же останутся… Не надо…

— Стой, — остановил я духа. — Дети, говоришь? Одни останутся… А чего ж ты про них не думала, когда к моей шее нож приставляла? Когда поломать меня просила? Когда вела себя, как последняя сука? А теперь дети, да? Удобно ими прикрываться… Ладно, я не такая тварь, как ты — живи и помни, что и среди темных есть достойные люди. Отпусти ее и пошли. Раз мы в Москве, то до дома быстро доберемся.

Развернувшись, я пошел на выход. Недовольно бурчащая Навка следом. И тут, будто по наитию, я чуть дернулся — и светящийся нож вместо спины пропорол бок. Брызнула кровь, и тут же раздался хрип, переходящий в бульканье.

— Жалость к врагам тебя когда-нибудь погубит, — глубокомысленно произнесла дух. Ее изогнутый коготь пробил голову барменши снизу и вылез через глазницу. Мерзкое зрелище.

— Это был последний раз, — кивнул я ей и себе и посмотрел на разрез. Мясо, кровь, но ничего серьезного не задето. Достал из кольца бинт и, пока Навка жрала, как смог, перевязал себя. Поднял с пола нож — обычный, но с нанесенными рунами. Посомневался, но закинул его в кольцо — авось пригодится когда.

— Все, пошли. И хватит есть все подряд. А то растолстеешь и станешь некрасивой.

— Такие вещи нельзя говорить девушкам, — попеняла мне Навка, пристраиваясь рядом.

— Можно и нужно. А то потом начинается — это зеркало меня полнит, эти весы врут, и вообще, кто сказал, что на ночь жрать нельзя?

Вышли наружу, и я, обернувшись посмотрел на здание, одиноко стоявшее возле дороги.

— Можешь его спалить?

— В легкую! Я теперь много чего могу –силы восстановились.

Картинный щелчок когтями, и кафе разом вспыхнуло зеленым пламенем, которое через пару секунд сменилось на обычное.

— Горит, разгорается, — довольно потер я руки.

— Тухнуть не собирается, — отозвалась Навка и икнула.

— Чего? Переела, что ль? А я говорил, не жри много на ночь.

— Ты грубиян и хам. Нет в тебе романтики.

— А ты страшная хтонь с большими когтями.

— Идеальная пара, не находишь? Поджаренный князь и милое привидение.

— Ага. Прям готовая обложка для журнала «Жизнь в темных тонах».

— А это что такое?

— Ну, его выпускают для озабоченных домохозяек. Всякие истории по типу — он мне изменил, но я ему отомстила и изменила трижды. Еще до того, как он изменил мне. И все в таком духе.

— Обязательно почитаю. Я очень любопытная и люблю всякие истории, приводящие к смерти.

— А сама-то? Не боишься смерти?

— Что давно мертво, умереть не может. Потому и не боюсь ничего — мертвые не боятся. Из всех удовольствий разве что съесть вкусную душу, да потрахаться хорошо.

— А в чем смысл? Ну, про поесть понятно. Я насчет секса. Ты способна получать от него удовольствие?

— Еще как способна. Правда, ни разу не пробовала, но точно знаю, что смогу. Кажется, при жизни я была или шлюхой, или просто любила секс. Очень уж меня на мужиков тянет.

— Но-но, я не потерплю измен!!!

— Так я с другим-то и не смогу. Это на тебя