Егор Смирнов: каникулы в СССР. Том 1 - Валерий Юрич

метания ножика в лавку. Первый был относительно простым, а для второго требовалась определенная сноровка. Для начала лезвие ножа раскладывалось только наполовину, чтобы в итоге он приобрел форму буквы «Г».

В первом варианте броска ножик легонько втыкался в лавочку, устанавливаясь «домиком» на ее поверхности, а его рукоять подхватывалась снизу указательным пальцем. После этого резким рывком он подкидывался в воздух. Приземлившись, ножик должен был обязательно воткнуться в лавку и не упасть. Если рукоять задиралась над деревянной поверхностью, то под нее пытались подсунуть как можно больше пальцев, сложенных вместе. Сколько пальцев влезало, столько и получал игрок дополнительных очков: за каждый палец — по десять. Если рукоятка воткнувшегося ножа касалась поверхности лавки, то такой бросок считался только за десятку. Если же ножик не втыкался в лавку, то ход переходил сопернику. Игроки обычно заранее договаривались до какого счета они играют. Чаще всего играли до ста, но иногда бывали партии даже и до тысячи.

Почти всегда играли с так называемым «перебором», что на последних стадиях прибавляло игре остроты. Суть состояла в том, что если, к примеру, игра идет до ста очков, а у какого-то игрока уже есть девяносто и он выкидывает ножик, скажем, на двадцать, то получается, что у него уже сто десять очков. Этот момент назывался «перебором». То есть очков заработано больше, чем нужно. В этом случае игроку оставался только размер «перебора», а все остальные очки сгорали. Следовательно, в случае со ста десятью очками, у игрока оставалось только десять и ему приходилось вновь добирать еще девяносто.

Другой же вариант броска, более профессиональный и трудный состоял в следующем. Изогнутый буквой «Г» нож брали пальцами за конец рукояти и поднимали над поверхностью лавки, направляя лезвие от себя. После этого надо было сделать резкое движение кистью вниз, «закручивая» и одновременно отпуская нож, который в полете переворачивался один или несколько раз и при этом должен был воткнуться в лавочку.

Мишка был не особый мастак в этом более трудном способе броска и поэтому чаще всего проигрывал. Но при этом он обладал особым умением бросать нож на спинку рукояти, так чтобы изогнутое лезвие торчало вверх. В этом случае игрок сразу зарабатывал сто очков.

— Конечно! Давай сыграем! — оживился я.

Мне было интересно, сохранились ли у меня навыки этой игры. В детстве я много в ней тренировался и поэтому часто выигрывал.

— Миш, дай попробовать твой нож, а то я к своему уже привык. Надо с твоим руку набить.

Мне нужно было попробовать все варианты бросков, чтобы понять, стоит ли вообще сейчас играть. К тому же более сложный бросок был довольно опасен. Если не успеешь вовремя убрать кисть, то нож спокойно мог серьезно поранить руку.

Для начала я попробовал легкий вариант броска. Из пяти попыток только две увенчались успехом. Это был весьма отвратительный результат. Что ж, теперь вся надежда на более сложный вариант. Я аккуратно схватился большим, средним и указательным пальцами за конец рукояти, сосредоточился, сделал глубокий вдох и в следующий миг резко рванул кисть вниз, отпуская нож.

И, о, чудо! Он глубоко воткнулся в поверхность лавки. Причем рукоять задралась так, что у меня влезло под нее четыре пальца правой руки и даже еще один левой. Мишка при этом с завистью посмотрел на меня. У него редко когда получались такие резкие броски. Обычно он просто подкидывал ножик повыше в надежде, что он под своим весом примет на излете нужное положение и при этом достаточно сильно воткнется в лавку и не упадет.

Я сделал еще несколько попыток, которые были завешены так же успешно, как и первая.

— Ну все, я готов! Играем до ста с переборами. — На моем лице расплылась широкая улыбка.

Мишка же наоборот погрустнел. Похоже, что он был уже не рад, что предложил мне сыграть в «ножички».

Игра началась. По жребию первому бросать выпало Мишке. Он выбил первую десятку, но следующий бросок не увенчался успехом. После этого я начал втыкать раз за разом нож в лавку и быстро дошел до пятидесяти очков. У Мишки при этом физиономия была, как у Карлсона из мультфильма, когда тот произносил свою коронную фразу: «Ну я так не играю».

Однако, следующий мой бросок оказался провальным и нож, отскочив от лавки, упал на землю. Мишка, особо ни на что не надеясь, приготовился бросать, при этом тихо приговаривая:

— Ну давай, ножичек, не подведи!

И он на удивление не подвел, плюхнувшись после нескольких переворотов на спинку рукояти. Лезвие победно смотрело вверх. Мишка вскочил с лавки и, торжествующе потрясая руками, заорал на весь двор:

— Да-а! Я выиграл!

Его радости не было предела. Он скакал возле меня, как сумасшедший. Похоже, в последнее время он совсем редко выигрывал, раз победа доставила ему столько радости.

Я ничуть не расстроился из-за проигрыша. Все-таки сознание у меня было от пятидесятилетнего мужчины, а в таком возрасте я уже научился радоваться удачам друзей, даже если сам при этом оставался в проигрыше.

— Ну что, еще сыграем? — Я подначивающе подмигнул другу.

— Давай! — не без самодовольства заявил Мишка.

И вновь началась игра. Следующую партию он проиграл и очень из-за этого расстроился. А потом я стал ему немного поддаваться, чтобы, так сказать, вселить побольше уверенности в друга. Эмоции при этом у Мишки били через край.

Минут через пятнадцать к нам присоединился Серега Сабуров, а за ним подошел и Серега Сомов. Они, в свою очередь, тоже затеяли игру на соседней лавочке.

Так совершенно незаметно пролетел час. К этому времени уже перевалило за девять вечера и на улице заметно посвежело. Доиграв последнюю партию, мы с Мишкой поднялись с лавки. Оба Сереги в это время тоже заканчивали. Счет был в пользу Сомова.

— Миша, домой! — вдруг послышалось от дома напротив.

У первого подъезда стояла Мишкина мама.

— Мам, ну еще пять минуточек! — прогнусавил Мишка.

— Никаких пяти минут! Домой! Живо! — тут же послышалось в ответ.

— Ладно, парни, я пошел. До завтра. — Грустно попрощавшись с нами, Мишка поплелся в сторону своего подъезда.

Мама у него была строгая и не давала ему особого спуску. У меня же, к примеру, никогда не было таких проблем. Никто меня не звал ни с балкона, ни от подъезда. Я был полностью предоставлен сам себе. Особенно по субботам, когда отец предавался чрезмерным возлияниям. Если мама ложилась спать до