Холпек. Том II: Спуск к ядру - Максим Балашов

— Это не садизм, Нагх, а высокое искусство. Советую не глушить боль, а накачать себя адреналином, как праздничного гуся, дабы не отключиться во время процесса. Так нужно, и не вздумай играть со своими болевыми рецепторами. Ты должен оставаться в сознании и не смей запирать свой разум. — Серьёзно инструктировал Гироха. Его тон напоминал строгого учителя химии, объясняющего, почему нельзя пить реактивы:

— Если отключишься — придётся начинать сначала. А если запрёшь разум — сделаю из твоих ушей сувенирные пепельницы.

Когда Крас наконец смог разлепить веки (что само по себе было подвигом, учитывая, что они напоминали два переспевших баклажана), перед ним предстала «радостная» картина: Над ним склонился кобольд размером с холодильник — не тот новый, slim-версия, а добрый старый советский «ЗИЛ». Его лапы с упоением вдавливали переносицу Краса в череп, будто пытались запустить систему экстренного торможения через лицо.

Попытавшись пошевелиться, парень понял, что он очень крепко связан по рукам и ногам жёсткими ремнями, так, что даже не мог двигать плечами. Эта попытка привела к открытию, что руки пристёгнуты так плотно, что пальцы уже начали делиться последними сплетнями о кровообращении, ноги зафиксированы с усердием, достойным создателей средневековых доспехов, даже бровью пошевелить проблематично — видимо, чтобы не портить «чистоту эксперимента»

— М-м-мфф! — выдавил из себя Крас, что в переводе с «избитого героя» означало примерно: «Ну вы блин даёте, ребята!»

Гироха, наблюдающий в стороне, одобрительно кивнул:

— Отлично, теперь мы готовы к главному представлению. — Его улыбка напоминала ту, что бывает у стоматологов перед словами: «Сейчас будет немного неприятно».

Крас закатил глаза (что, учитывая их текущее состояние, было сродни подвигу) и выдал монолог в своей голове, достойный шекспировской трагедии в исполнении пьяного студента:

«Ну что опять? Мне снова нужно страдать? Твою мать, я попадаю в различные миры, где разумные обуздали энергию, свойства души, знают о богах, да их техники больше похожи на магию, чем на науку, энергию души используют вместо бензина и они не могут провести пластическую операцию без боли? При этом всём никто не может сделать нормальную анестезию? Да это сюр какой-то. — Он фыркнул, тут же пожалев об этом, так как треснутая губа напомнила о себе резкой болью. — Или только я такой везучий? Ладно, хуже уже точно не будет».

Гироха, склонив голову, сидел с выражением разумного, который в сотый раз смотрит плохой спектакль и словно прочитав мысли героя произнёс

— Ты прав, хуже уже не будет. — Его тон обещал ровно обратное.

Как же ошибался Крас в своём наивном «хуже не будет». Адреналин, который должен был помочь, превратил пытку в HD-формат с объёмным звуком — теперь он мог в деталях оценить весь «творческий процесс», начался сущий ад. Скульптор, (а это определённо был он, судя по профессиональному подходу), начал работать с телом Сергея, как с куском мрамора.

Узурпатор буквально разнёс физиономию Краса. Он использовал не только свои мощные кулаки, но так же и небольшие молотки, какие-то стамески, маленькие пилы, особой любовью пользовался скальпель — верный друг, оставляющий автографы на костях. А зубило… о, зубило выбило не только зубы, но и последние иллюзии о гуманности… На протяжении нескольких часов этот огромный кобольд издевался над тушей Сергея. Минуты тянулись, как очередь в налоговой,или последние капли достоинства Краса. Экзекуции подверглось не только лицо, а так же и остальные части его тела. Сергей уже думал, что не выдержит, и опять вспомнил свои мысли про «хуже не будет», как вдруг с него сняли кожу (живьём, без скидок!), вот тогда герой наконец понял — слово «хуже» в словаре кобольдов пишется совсем иначе.

Гироха в углу делал заметки, периодически одобрительно покрикивая:

— Терпи, богатырь! Это же искусство!

От скульптора очень часто прилетали фразы наподобие: «так, замечательно» или «и так сойдёт» после того, как он ломал очередную кость в теле Краса, или «а это тут лишнее», после того как что-то отрезал. Скульптор работал с энтузиазмом шеф-повара на кулинарном шоу:

— Так, рёбра асимметричны… — хрусть — Вот теперь гармония!

— О, этот отросток явно не к делу! — скрежет пилы — Чик — и проблема решена!

Сергей чувствовал себя, словно лежит на столе доктора Франкенштейна, в роли монстра, которого собирают по кускам. Но было одно большое отличие, он был жив и чувствовал все манипуляции со своим телом. Крас ловил себя на мысли, что ощущает себя: глиной в руках увлечённого гончара, икеевским шкафом, который собирает пьяный мастер, но главное — он был живой икеевский шкаф. Каждый «творческий порыв» скульптора сопровождался одобрительным похлопыванием по оставшимся целым частям тела и радостным блеском в глазах, когда находил новую «несовершенную» деталь.

Гироха, наблюдая процесс, периодически поддакивал:

— Да-да, вот эту косточку чуть левее… Ага, идеально!

Обычный человек, скорее всего, сошёл бы с ума, стал религиозным фанатиком и научился разговаривать с потолком после таких издевательств над собой. Но герой не был обычным. Ему уже приходилось терпеть адскую боль, его жизненное «резюме» включало: боль как хобби и страдание как образ жизни. Но тогда он снижал чувствительность своих болевых рецепторов. Сейчас же он ощутил весь спектр боли, от жгучей — будто вены залили кипятком, и острой как миллион иголок под ногтями, до тупой и затухающей, словно в черепе поселился слон-балерина.

Эта адская агония длилось будто вечность. Единственное, что не давало ему отбросить копыта, это умение оперировать своими гормонами, Крас постоянно выплёскивал в организм огромные порции адреналина и эндорфина, да даже никотин синтезировал, используя его как болеутоляющее.

В кульминационные моменты «творческого процесса» Гироха, восседая на табуретке как злой гном на троне, раскидывал руки над Красом. С его ладоней вниз спускала энергетическая пелена. Как потом понял Крас, этот фокус банально не давал Сергею умереть от болевого шока. Когда «скульптор» наконец решил, что шедевр готов, тело героя посыпали каким-то порошком, словно приправили сочный стейк перед отправкой в духовку, и опустили в бочку с очень густым раствором зелёного цвета, в котором он чуть не захлебнулся. После этой процедуры, когда Крас уже собирался сдаться, Гироха снова поднёс свою руку к лицу Сергея и распылил магический порошок перед его лицом, который отправил его в бессознательное состояние.

Глава 4

Сознание вернулось к Красу с жестокостью будильника в пять утра. Первая мысль:

«Чёрт, где я, я в аду? Нет, в аду было бы теплее…»

Попытка пошевелиться провалилась